Возникновение многополярного мира. Поворот идеологической оси. Часть 3

8. Категория справедливости.

Одним из важных элементов Образа жизни, Образа мышления и чувствования служит понятие или, еще глубже, не обязательно четко осознанное коллективное представление – о справедливости. Это представление лежит в фундаменте морали и правосознания народа. И оно разное у разных народов. Конечно, оно меняется. Быстрая смена бывает очень болезненна. Такая смена наверно должна происходить в результате религиозных войн, сопровождающих великие духовные революции типа Реформации в Западной Европе, Социалистической революции 1917 года в России, либеральной контрреволюции 1991-1993гг. Такие революции знаменуют собой острую фазу борьбы двух частей общества, носителей старой и новой морали (новой - обычно утвердившейся у наиболее активной части общества, но не получившей еще легитимности в качестве господствующей, официальной). В результате наступает период Смуты – духовной и моральной дезориентации в обществе. Этот период конечно характеризуется и всплеском криминала и коррупции.

Л.Смирнов в статье «Властный нигилизм» [14] ставит вопрос о причинах правового нигилизма в РФ. Свидетельством того, что это явление стало важнейшей проблемой для страны, может служить увеличение показателей уголовной преступности и т.д. на порядок по сравнению с поздне-советским периодом. Л.Смирнов справедливо указывает в качестве причины правового нигилизма отсутствие общественного договора между властью и населением – договора, который является необходимым условием, основой дееспособности государства. А договор не действует потому, что отсутствует арбитр договора: «всякий договор не мыслим без арбитра». К сожалению, он не идет дальше и не ставит вопрос, логически следующий из его важного указания: кто, какая инстанция может и должна стать арбитром?

На вопрос, по чьей вине не действует договор между народом и властью, власть в лице министра юстиции РФ А.Коновалова отвечает: виноват народ. На обсуждении в Госдуме он указал на «довольно масштабную и глубоко уходящую историческую традицию пренебрежительного, недоверчивого, неприязненного отношения нашего народа к закону, к государству и правосудию». « В РФ образовался существенный разрыв между нормами закона и реальным поведением граждан, что выражается в низком уровне исполнения законодательства и терпимом отношении общества к правовому нигилизму» [15].

КПРФ и газета «Советская Россия» возлагают вину за нарушение общественного договора, за правовой нигилизм на власть, которая не выполняет своих законы, препятствует их конкретизации и совершенствованию, а главное – сокрытию неправовых действий самого государства в период революционной (точнее, контрреволюционной) перестройки и отношений власти и собственности в 90-е годы [14], [15].

Надо заметить, что вопрос об арбитре при заключении общественного договора в устах члена марксистской партии Л.Смирнова представляется логической непоследовательностью, так сказать, contradictio in adjecto. В той же статье, о которой идет речь, он в полном согласии с духом и буквой исторического материализма пишет, что «право всегда и во все времена возникало из силы». «Весь смысл права (правового государства) заключается в том, чтобы его принимало население. А для этого нужно, чтобы оно создавалось и действовало в интересах народонаселения». Но ведь автор уверен, что «Путин и Медведев…создают правовое государство капитализма». Естественно, государство и право действуют не в интересах народа, а в интересах господствующего класса. К какому же арбитру можно апеллировать?

На самом деле рассуждение Л.Смирнова вполне логично. Только некоторые звенья логической цепи не выявлены. В тех странах и в те исторические периоды, когда можно признать, что договор действует, арбитром служит та духовно- нравственная система, о которой говорилось выше. В Западной Европе после реформации, и особенно после разрушения монархий, ослабления церкви, после экономических успехов капитализма и оформления либеральной буржуазной идеологии, нравственное чувство смотрит на существование миллиардеров (даже не промышленников, а банкиров) как на нормальное явление, а на них самих как на самых уважаемых членов общества. Богатство, наверное впервые в истории, стало рассматриваться не как награда за заслуги перед обществом, а само стало показателем заслуг и ценностей человека. И это, как правило, вне зависимости от происхождения богатства, по принципу «лишь бы не пойман как вор». А бедность была признана скорее пороком, виной, чем несчастьем.

В традиционных обществах сохранилась мораль, требующая оправдания богатства человека его заслугами и ценностью для общества. Роскошь прилична государству, монарху как демонстрация силы и богатства общества, но не индивида. «Общее выше, ценнее частного» - этот социалистический принцип лег в основу марксистской теории и явился идеологическим оформлением социалистической альтернативы экспансии западного капиталистического общественного устройства. В России, несмотря на близость столь успешной западной цивилизации, несмотря на бурное развитие капитализма в Х1Х-начале ХХ веков, несмотря на крушение СССР, нравственные чувства россиян и их понятие справедливости существенно отличаются от западных. Большинство россиян не могут считать нормальными миллиардные расходы и гламурные утехи рублевских олигархов - вне зависимости от законности или незаконности происхождения богатства. Россиянин в душе не признает, не принимает общественный договор с властью, в первую очередь, не потому, что власть сама нарушает свои законы, а потому, что эти законы не соответствуют его нравственному чувству и пониманию справедливости, потому что власть мирится со сложившимся неприемлемым общим порядком, не выступает против него и тем самым поддерживает его.

Понятие справедливости распределения практически идентично категории эксплуатации труда, которое К.Маркс сделал одним из краеугольных камней своей экономической теории. Эта теория логически построена на основе постулата, что добавленная стоимость создается трудом и должна полностью принадлежать трудящимся. Ее отчуждение в пользу капитала есть мера эксплуатации труда, т.е несправедливости распределения продукции и ресурсов. Понятия эксплуатации и справедливости распределения становятся полностью пригодными для научного осмысления и статистического измерения. Однако эти понятия не становятся при этом однозначными характеристиками объективной (не зависящей от наблюдателя) реальности. Поскольку проблемными, зависящими от целей и задач исследователя, остаются высказанные и невысказанные предположения (аксиомы), на которых строится теория.

Как углубление экономических, социальных, политических исследований, так и в еще большей степени изменения самого предмета этих исследований – общественно-экономической системы, к концу ХХ века привели к тому, что исходная марксова система категорий все чаще оказывалась непригодной, чтобы вместить новую картину мира. Чтобы идеологическая, теоретическая форма оставалась адекватной новому содержанию, ее приходится постоянно перекраивать и перешивать. Это естественный и необходимый процесс для всякой живой идеологии и всякой общественной теории. Перечислим коротко те проблемы, которые потребовали сначала углубления и детализации отдельных категорий, а потом и совершенствования общей идеологической схемы.

В дальнейшем развитии политэкономии, прежде всего была подвергнута переосмыслению «аксиома» о труде как единственном создателе новой стоимости. Так же как Лобачевский показал, что пятый постулат Эвклида не является единственным вариантом аксиомы о параллельных линиях, были созданы плодотворные теории, где в качестве факторов, порождающих добавленную стоимость, рассматривались природные ресурсы, труд и талант предпринимателей, информационно-технологические ресурсы и т.д.

Было признано, что производительный труд не концентрируется только в пределах рабочего класса. Труд предпринимателей и научно-технической интеллигенции часто делает производство на порядки более эффективным. Так что в богатых западных странах часто трудно определить, кто кого эксплуатирует: капиталисты (и «прикормленная» ими техническая интеллигенция) – рабочих или наоборот. Развитая в связи с потребностями начисления заработной платы в Советском Союзе и крупных корпорациях теория редукции труда решить эту проблему не может.

Но допустим, что удастся создать механизм, позволяющий измерять вклад коллективов и отдельных личностей в эффективность производства. Будет ли справедливым отдавать им весь эффект их труда? И не станет ли при этом дифференциация доходов в обществе выше, чем, скажем, в современных странах Европейского Союза? Да ведь еще важнее, чем распределение дохода, как израсходует, на что потратит свой доход тот или иной член общества или группа. Ведь большая часть прибыли тратится на производственные и финансовые инвестиции, а не на сверхпотребление.

Одним из главных факторов, который требует переосмысления в экономической теории К.Маркса, служит молчаливое предположение, на которое было обращено серьезное внимание только уже в середине ХХ века. А именно, при обсуждении вопроса эксплуатации система цен, по которым учитываются и соизмеряются распределяемые продукция и ресурсы, чаще всего рассматривается как объективно заданная. Стоимость в отличие от цены продукции появляется на первых стадиях исследования как результат моделирования реальных (стохастических) процессов рыночного формирования цены. Отличие возникает за счет упрощающего правила равной нормы прибавочного продукта по отношению к средним затратам труда (простейшая модель стоимости) или по отношению к используемому капиталу (модель цены производства). Статистические исследования, проводимые, начиная с первой половины ХХ века, однозначно доказывают, что постулат о выравнивании норм прибыли, или прибавочного продукта ни при каких вариантах интерпретации не удается совместить с реальностью. Главным фактором, ответственным за различия норм прибыли, видимо, служит степень монополизации отрасли. Были выявлены ценовые диспаритеты, свидетельствующие о резких различиях уровней цен на один и тот же товар в богатых и бедных странах, факты манипулирования ценами со стороны крупнейших корпораций и государств (см., напр., [6]). Так что в настоящее время вряд ли кто-то сомневается, что цены также являются инструментом распределения и перераспределения доходов и ресурсов между отраслями, классами и социальными слоями населения, группами государств не в меньшей степени, чем уровни заработной платы и нормы прибыли.

Пожалуй, можно констатировать, что в современных условиях понятие эксплуатации не добавляет определенности в вопросах распределения по сравнению с плохо поддающейся формализацией категорией справедливости. Также социалистический принцип распределения по труду, по результату труда не решает проблемы справедливого распределения в обществе в целом. Коммунистический принцип – по потребности, очевидно, тем более применим только внутри малых коллективов, объединенных Высшей Идеей или Верой, Общей Целью.

И тут становится очевидно: вопрос, что считать эксплуатацией, несправедливым распределением упирается в определение субъекта эксплуатации и целей, на которые он направляет свои доходы. Как оценивает эти цели то большинство членов общества, которое он эксплуатирует! Этот вопрос может быть остро актуален, например, в отношении национальной буржуазии, которая накапливает средства для финансирования национально-освободительной войны. Или для госкорпораций, финансирующих национальные высоко-технологичные проекты в условиях недоверия к части властвующей элиты, подозреваемой в тайном сотрудничестве с иностранными конкурентами.

Эти аспекты важны, когда речь идет об эксплуатации народа государством. В этом, в частности, упрекали всегда советское государство, особенно в период сталинского правления. Тогда отношение низкого уровня потребления к колоссальным затратам труда и его результатам было действительно беспрецедентным в истории. Однако классифицировать это отношение как статистический показатель «эксплуатации» - это, конечно, чисто политическое извращение смысла. Поскольку народ воспринимал государство не как противостоящую, враждебную силу, а как своего представителя квалифицированно распоряжающегося деньгами и ресурсами во имя общего дела.

Таким образом, формальную схему, позволяющую во времена Маркса построить строгую логическую (и математическую) модель для определения и даже статистического измерения, теперь, видимо, уже невозможно наполнить таким новым содержанием, чтобы она стала адекватна наиболее распространенным и важным ситуациям. Очевидно, поэтому в последнее время термин эксплуатация очень редко используется и в журналистских, и в теоретических публикациях.

Означает ли это, что исчезла сама проблема несправедливого распределения? – Конечно, нет. Это означает только, что попытка свести эту проблему к материальным, чисто экономическим показателям и формализовать с помощью простой схемы оказывается все менее адекватной. (Судя по идеологическому и политическому воздействию теоретической схемы Маркса, в его время она была адекватна). Конечно, проблема беспрецедентного разрыва между доходами и имуществом богатого меньшинства и бедного большинства никуда не пропала и со временем постоянно обостряется. Однако вопрос о справедливости, допустимой норме такого разрыва с точки зрения общественной морали оказывается увязанным с такими духовно-идеологическими и социальными факторами, что понятие эксплуатации, ассоциированное с попыткой однозначной формализации, приходится заменять на гораздо более проблематичный и неформальный термин несправедливость.

В России восприятие народом сложившегося порядка как чуждого, «оккупационного», а потому и неприятие общественного договора с нынешней властью, ощущение его ненадежности, временности – это наследие вовсе не только советского периода, не результат «совкового менталитета», а результат многовекового развития русской культуры, основанной на православии. Арбитр признает договор не имеющим силы, ничтожным Как уже отмечалось, фундаментальные принципы и представления нравственности и понятие справедливости в народе могут постепенно изменяться под влиянием исторических условий. Возможно, эти принципы и представления у следующих поколений россиян приблизятся к европейским и американским. Но вполне возможно и иное развитие В следующих поколениях Россия не будет стремиться стать такой же, как Европа, а наоборот Европа будет интересоваться Россией: оказывается, можно неплохо жить по иным принципам!

9. Капитализм и социализм – вечная конфронтация или необходимое разнообразие?

Трудности определения и разграничения понятий капитализма и социализма, некогда обозначавших не вызывающие неясностей полярные противоположности возникли вследствие того, что как в реальности, так и в теории происходит их очевидное сближение, взаимная диффузия признаков, имплантация институтов. Капитализм в ряде стран давно обогнал социализм по предоставлению социальных гарантий гражданам. А также научился с помощью государственного воздействия на рыночные механизмы смягчать негативные последствия не очень глубоких кризисов. Некоторые быстро развивающиеся страны систематически разрабатывали и с успехом применяли пятилетние планы (Япония, Франция, Ю.Корея и др.). Социализм с самого начала его реализации стал использовать, вопреки теории, институты рынка и частной собственности (НЭП). Появилась теория рыночного социализма.

Определенность, однозначность используемых категорий необходима как методологическая основа для научного анализа систем «смешанных» типов социально-экономического устройства, в частности, для изучения такого важного феномена, как современный Китай, а также для межстрановых сопоставлений. В настоящее время определенность понятий капитализм и социализм в значительной мере утрачена. Этот тезис подробно обосновывается в работе [16]. Теоретическая неоднозначность ключевых категорий широко используется в целях идеологической борьбы. Так для обозначения капиталистических общественных систем советская пропаганда использовала понятия от «империализма» до «фашистской диктатуры». Капиталистическая пресса применяла для социалистических стран (в зависимости от политических целей автора) понятия «тоталитаризм», «государственный капитализм», «бюрократический социализм», а после крушения социалистической системы – «переходные» общества или экономика, имея в виду переход к капиталистической системе. При этом термин «переходная» употреблялся и в отношении Китая, реформы которого вовсе не предполагали отхода от социализма.

С целью более адекватной привязки категорий социализм и капитализм к обозначаемым ими реальным системам, конструируются уточняющие понятия: для социализма – «либеральный», «с китайской спецификой», «новый социализм»; для капитализма – «социально ориентированный», «авторитарный», «постсоциалистический» и т.п. Этот процесс неизбежно ведет к потере теоретической и идеологической ясности.

Авторы [16] фактически предлагают отказаться от категорий социализм и капитализм и место этого использовать «идеологически нейтральные», чисто методологические схемы институциональные матрицы. Категория социализма заменяется на «матрицу-Х», категория капитализма – на «матрица –У».

Использование в теоретическом анализе такого методологического инструмента как «идеальный тип» (подробное обоснование см. в [4]) оказывается исключительно плодотворным для всех гуманитарных наук. Авторы [16] фактически это подтверждают. Речь идет только о том, чтобы устранить идеологически насыщенные понятия, отсылающие к продолжающейся и теперь конфронтации «центра» и «периферии». И мешающие, по мнению авторов, установлению «прагматической и спокойной философско-теоретической основы для сотрудничества …, принятой в научной и общественной аудитории», для начавшейся «перезагрузки отношений».

Возможно, это предложение поможет тем аналитикам, которые хотят ограничить предмет своего исследования «чисто экономического» аспектами, дистанцируясь от заряженных прорывной энергией исторических символов. Однако авторы [16] – исследования современного Китая – претендуют и на учет политических и идеологических факторов. И в то же время в лучших традициях политкорректности даже не упоминают в перечне идеологических факторов проблемы «социализма-капитализма» (см. [16, табл. 4]). По нашему мнению, такое замалчивание проблемы, уместное за столом дипломатических переговоров, в сфере теоретического анализа может дать только очень ограниченный «тактический» успех – в период пока после крушения СССР и исторического социализма данная проблематика остается под запретом (точнее, пока действует принцип «о покойнике – либо плохо, либо ничего»). В этом смысле работа [16], к сожалению, оказывается скорее в русле влиятельного в среде интеллектуалов течения деидеологизации, которое само является частью антикоммунистической идеологии (очень близкая к нашей позиция представлена в статье А. Борцова [17], с которой мы познакомились после написания нашей статьи.).

Как разрушительный результат революционной (или точнее, контрреволюционной) смены социалистической идеологии на капиталистическую в постсоветских странах, так и успешная «прививка» элементов капиталистической модели к социалистической «материнской» модели в Китае свидетельствуют, что попытка игнорировать насыщенную великой духовной энергией идеологическую проблематику «капитализма – социализма« (хоть и значительно «остывшую» по сравнению с первой половиной ХХ века), дистанцироваться от нее даже в тактических целях вряд ли окажется успешной.

На наш взгляд, гораздо более плодотворна следующая методологическая схема. Признаки и тенденции, являющиеся компонентами как капиталистической, так и социалистической идеологических и институциональных систем, прослеживаются на протяжении многих веков и даже тысячелетий. Они имманентны человеческой истории. В разных странах в разные периоды они складываются в определенные комплексы, образуя веберовские «идеальные типы». Такая методологическая схема, по-видимому, в большей степени соответствует «цивилизационному» подходу к описанию исторического развития.

Прослеживание развития тех или иных тенденций, исторического процесса вызревания нового идеологического и институционального комплекса, который будет мотором истории на десятилетия или столетия, - чрезвычайно плодотворная задача. Она особенно актуальна в условиях нынешнего кризиса эпохи идеологического вакуума. Именно такая методологическая концепция лежит в основе работ А.И.Амосова [18], [19], [20]. В этих работах на основе обширного исторического материала прослеживается возникновение элементов идеологии и системы управления хозяйством, которые позже вошли как составные части в идеологию и в практику советской модели. Автор описывает эти элементы в дореволюционной России, в компании Генри Форда, в государственном регулировании цен и в планировании в развитых капиталистических странах. Он называет их элементами социального хозяйства. Часто в капиталистических странах они применялись более рационально, чем в СССР, и приносили больший эффект.

Методологическая схема, о которой идет речь, дает основу для выстраивания иерархии приоритетов в системе тех факторов и тенденций, которые определяют «идеальные типы» общественного устройства. Иерархию факторов, соответствующую их потенциалу, или энергии их исторического действия. Такой исторический подход позволяет сделать эту иерархию объективной, свободной от сиюминутных и субъективных политических пристрастий. Если речь идет о капитализме и социализме, то естественно на одно из первых мест выйдут факторы идеологии. При этом должна появиться значительно большая ясность в таких вопросах, которые оказываются камнем преткновения для институционального подхода: считать ли «подлинным» социализмом шведскую модель, а также советский «ранний социализм» (термин Ф.Н.Клоцвога) где грань между «рыночным социализмом» и «государственным капитализмом»?

В ХХ веке право на выживание каждой из двух идеологий отстаивали сначала с помощью танков и ракет. Затем путем административных запретов или иными методами, не менее эффективно обеспечивающими требования политкорректности. И в то же время происходил интенсивный процесс их совершенствования, повышения их привлекательности, приемлемости для все более широких слоев народа и элиты за счет усвоения, адаптации тех или иных лозунгов и практик враждебной идеологии. Шел важнейший процесс взаимного обогащения. Условием для эффективного продолжения этого процесса в теоретической сфере является отказ от представления, что институциональные системы в современных социалистических странах, даже в КНР, - это «переходные» системы. Подразумевается, конечно, переход от окончивших свой век социалистических «искажений» естественных рыночных и прочих институтов к «развитым» обществам типа западных.

Нынешний кризис привел многих представителей капиталистической властвующей элиты к осознанию ущербности либерального фундаментализма и достоинств общественных систем с более серьезной ролью государства, породил интерес к работам К. Маркса.

Будем надеяться, что пришла пора плодотворности развития каждой из идеологических категорий, по крайней мере, в своем цивилизационном ареале, объективного изучения достоинств и недостатков каждой из реализовавшихся систем и, главное, взаимно обогащающего диалога между ними. Это надежда на приход мудрого и мирного многополярного мира. Похоже, что установка на устранение одной из двух мировых систем и, главное, идеологий, и замены ее другой – еще долгое время будет менее плодотворной, чем концепция их сосуществования, идейной борьбы и взаимного обогащения.

Литература

1. Фукуяма Ф. Падение корпорации «Америка». – Мир перемен, 2008, № 4.
2. Лужков Ю.М. 2. Транскапитализм и Россия. – ОАО «Московские учебники и Картолитография», 2009.
3. Кургинян С. Е. Исав и Иаков. Судьба развития в России и мире. – М., МОФ ЭТЦ, 2009.
4. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В сб. «Избранные произведения». – М., Прогресс, 1990.
5. Сталин И.В. Экономические проблемы в СССР. Сочинения. Том 16. – М., Изд-во «Писатель», 1997.
6. Волконский В.А., Корягина Т.И. Современная многоярусная экономика и экономическая теория. – М., Институт экономических стратегий, 2006.
7. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. (Книга первая). От начала до Великой Победы. – М., Алгоритм, 2001.
8. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. (Книга вторая). От Великой Победы до наших дней. – М., Алгоритм, 2001.
9. Клоцвог Ф. Н. Социализм: теория, опыт, перспективы. Изд. 2-е. – М., Издательство ЛКИ, 2008.
10. Волконский В.А. Драма духовной истории: внеэкономические основания экономического кризиса. – М., «Наука», 2002.
11. Осипов Ю. М. Экономическая цивилизация и научная экономия. Экономическая теория накануне XXI века. – М., Юрист, 2000.
12. Волконский В. А. Смысл жизни и история. – Москва – Казань, Алтай-ТАУ, 2008.
13. Хазин М. Выход возможен только через кризис. Беседу ведет И. Шумейко. – «Дружба народов», 2009, №6.
14. Л.Смирнов. Властный нигилизм. – «Советская Россия –Отечественные записки», 2009, № 60, 11 июня.
15. Платова Г. Клинический нигилизм. - «Советская Россия», 2009, № 52, 23 мая.
16. Кирдина С.Г., Кондрашова Л.И. Институциональный анализ китайской модели: теоретическая дискуссия и прогноз. – 2009. http://www.kirdina.ru/16apr09/1.doc
17. Борцов А. Социализм без ярлыков: Китай. – газ. «Спецназ России», 2008, № 10, октябрь.
18. Амосов А. И. О победе социального хозяйства в 20-ом веке //Экономическая наука современной России, 2006, №4
19. Амосов А.И. К дискуссии о новой индустриализации. – «Экономист, 2009, №6.
20. Амосов А. И. Последствия сверхускорения эволюции экономики и общества в последние столетия. Закономерности социального и экономического развития. ‑ М.: Изд-во ЛКИ, 2009.
21. Тукмаков Д., Бадалян Г. Спор о Модерне. – «Завтра», 2009, №50.
22. Калашников М. Как нам реорганизовать «Роснано»? – «Завтра», 2009, №51.
23. Виткин М. А. Восток в философско-исторической концепции К. Маркса и Ф. Энгельса. – М., Наука, 1972.
24. Волконский В. А., Корягина Т. И., Кузовкин А. И. На уроке у финансового кризиса: задание на третье тысячелетие. – Сайт Института народнохозяйственного прогнозирования РАН: www.ecfor.ru.
25. Смирнов А.Д. Кредитный «пузырь» и перколация финансового рынка. – Вопросы экономики, 2008, № 10.
26. New Monetarism. – Independent Strategy. L. 2006.
27. Кобяков А., Хазин М. Закат империи доллара и конец «Pax Americana» — M., Вече, 2003.
28. Стиглиц Дж.Ю. Ревущие девяностые. Семена развала. - М., Современная экономика и право, 2005.
29. Кара-Мурза С. Г. Этот год был важен для того, чтобы понять наше состояние. – Знание – власть, 2010, №2 (470).
30. Баш Хайдар. Национальная экономическая модель. - Баку, изд. Бакинского Гос. Университета (ULU, УЛУ), 2006.
31. Berle A., Means G. The modern corporation and private property. – New York, Macmillan, 1933.
32. Дзарасов Р. С., Новоженов Д. В. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. – М., Едиториал УРСС, 2005.
33. Гелбрейт Дж. Новое индустриальное общество. - М., Прогресс, 1969.