Можно ли считать кризисы рукотворными?

Среди не-экономистов можно услышать мнение, что причина нынешнего кризиса (особенно если речь идет о кризисе в России) – некомпетентность или даже злой умысел менеджеров и чиновников, пренебрегающих давно известными правилами экономического поведения или нарушающих «объективные законы» вполне надежных экономических механизмов из-за своей необузданной алчности. Хотя еще К. Маркс доказал, что кризисы неизбежно присущи капиталистической системе, написано немало книг о том, что финансовые кризисы (включая и нынешний) готовятся и провоцируются небольшой группой финансистов, хорошо понимающих функционирование денежно-кредитных механизмов и решающих свои политические задачи. Британская “The Gardian” опубликовала даже список из 25 главных виновников кризиса, где первые места отведены Алану Гринспену, Биллу Клинтону и Джорджу Бушу.

Каждому объективному наблюдателю очевидно, что нынешний финансовый кризис в России влияет в первую очередь на те процессы в экономике, которые в наибольшей мере зависят от экономики мировой. Это влияние оказывают и цены на нефть, и иностранные долги российских банков и корпораций. Тем не менее, прозападные российские экономисты всячески стараются представить российский кризис как независимый от мирового и по причинам его возникновения, и по его результатам. Главная цель либеральной оппозиции – представить негативную экономическую динамику как результат некомпетентной и даже антинародной политики правительства Путина. Примером может служить статья Гавриила Попова (Попов Г. Кому платить за кризис. Как боролись и как надо бороться с ним в России. – «Московский комсомолец», 3 февраля 2009 г.) в «Московском комсомольце» от 3 февраля 2009 г. Перечисляя «особенности» российского кризиса и «ошибки», которые совершает правительство в борьбе с кризисом, он делает главный для либералов политический вывод: «Может возникнуть вопрос об отставке правительства и о досрочных выборах. Президент России должен сформировать команду, способную реально бороться с кризисом». Журналисты уже назвали эту статью манифестом оппозиции. При этом Г.Попов хочет привлечь к этому выводу и Ю.М.Лужкова, ссылаясь на его статью в «Российской газете» (Лужков Ю.М. Монетаристский курс – не выход из кризиса. – «Российская газета», 14 января 2009 г.). Однако в статье Ю.М.Лужкова сделан совсем другой вывод: «Россия как бы раздвоилась: с одной стороны, правительство активно принимает конкретные меры по поддержке реального сектора, с другой – финансовая политика с немыслимыми уровнями процентных ставок для реального сектора, недоведение выделенных правительственных средств до реального сектора экономики создают по-настоящему опасную ситуацию»³.

Цель нашей статьи – не краткосрочные прогнозы развития нынешнего кризиса или анализ тех мер, которые нужны для его преодоления, каким бы ни был такой анализ актуальным и срочно необходимым. Наша цель гораздо более долгосрочная и «теоретическая». Мы решили начать свою статью этим указанием на политическую остроту теоретического и идеологического осмысления кризиса, чтобы она не воспринималась только как университетская лекция.

Непосредственные причины нынешнего кризиса

Мировые религии обычно трактуют смысл кризисов, катаклизмов, революций, рассматривая их, как необходимые меры по очищению общества от накопившихся грехов, ошибок, неправедности, или как уроки, которые преподает Бог человеку, человечеству, поднимающемуся по пути совершенствования. Для разразившегося в этом году финансового кризиса прямо- таки напрашивается такая интерпретация.

Непосредственной причиной кризиса явилось то обстоятельство, что огромная страна - США, национальный доход которой составляет 25-27% от мирового, давно живет не по средствам. Она потребляет гораздо больше чем производит. Уже с 1983 г. ее торговый баланс неизменно оказывается дефицитным. Импорт, составляющий в последние годы уже 14-15% от ВНП, из года в год почти вдвое превосходит экспорт (Российский статистический ежегодник. 2007. Стат. Сборник. — Росстат, М., 2007г., стр. 812). Иногда первостепенное значение в получении Америкой доходов от других стран придают возможности ФРС эмитировать доллары (сеньоражу). Конечно рыночная стоимость долларов во много раз превосходит затраты, связанные с их производством (печатанием и прочим). Однако, оценки валютного сеньоража США свидетельствуют, что его объем составляет только 11-15 млрд долл в год [25, стр. 552], что на 2 порядка меньше, чем например дефицит внешней торговли США (в 2005-2007 гг. в среднем по 850 млрд долл в год).

Большая часть индустриальных производств переместилась в страны третьего мира, где себестоимость производства гораздо ниже. В экономике индустриально развитых стран в производстве (промышленность, сельское хозяйство, инфраструктура и смежные отрасли) обычно занято 60% рабочей силы, в США сейчас – меньше 20%. Доля безработных, по официальной оценке, на октябрь 2008 г. – 6,5%. Однако по мнению многих независимых экспертов, она в несколько раз больше, поскольку безработными считают только тех, кто получает пособия. Предприятия, работающие в США, в последние годы испытывают серьезные финансовые трудности. Рост производства и уровня жизни населения поддерживались в значительной степени насыщением страны дешевыми кредитами, эмиссионной деятельностью ФРС, увеличением иностранных сбережений в американской валюте, привлечением иностранных инвестиций в государственные ценные бумаги, финансовые фонды и банковские депозиты. Страна живет в долг, норма сбережений в стране фактически равна нулю.

Федеральный бюджет после 2001 г. также из года в год был дефицитным. В марте 2008 г. долг федерального правительства составил 8,7 трлн. долл., что в 3,3 раза больше дохода бюджета за 2007 г. Общая суммарная задолженность частного сектора составила 38 трлн. долл., что в 3-4 раза больше, чем годовой ВНП. Огромные запасы ликвидности позволили банкам раздавать кредиты, не заботясь об их качестве.

Уже в период Великой депрессии одним из факторов увеличения «плохих» кредитов была практика использования в качестве залога для получения биржевого кредита покупаемых акций. Тогда под 90% купленных акций появилась возможность взять новый кредит. С 1986 г. банки стали выдавать компаниям кредиты под залог их собственных акций.

За период с 2001 г. потребительский долг американских семей почти удвоился и достиг 14 трлн. долл. («Профиль», 2008, №29), т.е. примерно по 140 тыс. долл. на семью, включая безработных (при 80-85 тыс. долл. среднесемейнного годового дохода!). Эти данные, кстати говоря, иллюстрируют возможные масштабы ипотечного кризиса, который стал «спусковым крючком» банковского кризиса в США (Соответствующие статистические данные собраны, например, в Лисовский Ю. Экономика безумия: вчера и сегодня. – Приложение к газете «Знание – власть», 2008, № 47 (415)).

Одним из главных инструментов поддержания спроса на доллары служат низкая ставка рефинансирования устанавливаемая ФРС (политика дешевых денег) и укрепление политическими, информационными, а нередко и военными средствами имиджа США как вполне устойчивой и наиболее надежной экономико-политической системы. У всех, включая инвесторов и кредиторов Америки, создается убеждение, что какие бы проблемы и опасности не угрожали великой финансовой и политической империи она сумеет справится со всеми проблемами (В этой связи стоит обратить внимание на резкое повышение котировок американских компаний и снижение котировок многих российских компаний в первый день после нападения Грузии на Цхинвали. После решительного и успешного ответа России котировки российских компаний продемонстрировали возобновление роста). В условиях множащихся признаков ослабления глобального доминирования США весь мир и особенно страны – претенденты на роль, если не глобальных, то региональных полюсов в возникающем многополярном мире, пристально следят за всеми промахами и проблемами «мировой империи». Биржевая паника или другое очевидное свидетельство неспособности Америки справиться с кризисом сразу породит весть, как в джунглях у Р. Киплинга: «Вожак стаи Акела промахнулся!».

Снижение ставок ФРС увеличивает спрос на доллары и ведет к необходимости роста эмиссии, увеличению массы долларов и, как следствие, - снижению курса долларов по отношению к другим валютам. После теракта 11 сентября 2001 г. потребительские настроения упали. И ФРС в течение 3-х лет удерживала беспрецедентно низкую ставку 2% и даже 1%, чтобы их стимулировать (фактически реальная ставка была отрицательной).

В 2004 г. Комиссия по безопасности и обменам (SEC) под давлением финансовых компаний снизила норму резервирования, отменив «правило 15:1», согласно которому банк мог выдавать кредит не больше 15 долл на 1 долл в резерве. К концу 2007 г. американские банки уже выдавали по 30 долл кредитных денег на 1 долл резерва [Amerika’s broken banks – «Time», February 9. 2009, p. 19].

В 2001 – 2003 гг. темп роста денежной массы М2 составлял около 8% в год. В последние 5 лет этот темп колеблется от 4 до 6 %. За это время курс доллара резко снизился по отношению к евро, к рублю и к другим валютам. При этом темп роста внутренних потребительских цен в США (главный показатель инфляции) оставался низким (около 2,5%), поскольку происходил масштабный выброс долларов за пределы страны (в частности, в оплату огромного внешнеторгового дефицита).

В последний год перед августовским «выявленным кризисом» кризисные явления нарастали с беспрецедентной быстротой. С июня 2007 по июнь 2008 г. оптовые цены на продукцию в США выросли на 9,2%, курс доллара к евро подешевел на 12,2%. Количество дефолтов компаний (невыполнения своих финансовых обязательств) за этот период возросло на 53% (US Today, 15.07.2008 г.) Судя по тем долгосрочным факторам, которые обсуждались выше, прекращение снижения курса доллара по отношению к евро и к рублю и даже его значительное повышение должно носить временный характер. В частности, рост доллара может быть результатом соглашения ФРС с Европейским ЦБ, банками Англии, Швейцарии и Японии по предоставлению национальным банкам американской валюты для поддержания текущей ликвидности в долларах по ставкам от 1,4% до 2,4% до 30 апреля 2009 год (Профиль, 2008, № 40, 27 октября, стр.14), а также реализацией ценных бумаг и изъятием депозитов номинированных в долларах. Эти процессы должны вызвать временное повышение спроса на доллары, которое через несколько месяцев сменится стремлением освободиться от их излишка.

Глобальная финансовая пирамида

Таким образом, в США создана долговая экономика, в которой у большинства субъектов долги в разы превышают годовой доход. Система долгов держится на взаимном доверии агентов рынка друг к другу, на вере в стабильность и в экономическое, политическое, военное могущество гарантов этой стабильности. Сложившаяся система финансовых потоков - это типичная финансовая пирамида. Российское население помнит такие пирамиды по началу 1990-х гг., когда все телевидение помогало Мавроди, «Властилине» и другим «талантливым» финансистам открывать отсталой России сияющие перспективы капитализма. Только теперь уже речь идет о пирамиде национального и даже мирового масштаба.

Надо сказать, что хотя Россия живет на рынке только 17 лет, у нас достаточно опыта, что бы описать все, что происходит сейчас в мире финансов, с помощью образов из нашей неданвей истории.

Объемы денег и квазиденежных средств в мире, накопленные различными финансовыми структурами, на порядки превышает те количества, которые необходимы для нормального функционирования товарных рынков. Поэтому перед финансовыми магнатами стоит тяжелая проблема: как эффективно использовать или куда вложить накопленные (и все увеличивающиеся) финансовые богатства, чтобы они «работали», а не лежали мертвым грузом или хотя бы сохранялись, не испарялись из-за инфляции.

В классической финансовой пирамиде (в теоретических работах их чаще зовут «пузырями») базой для притока инвестиций служит сектор действительно перспективный в отношении роста эффективности. Однако в него привлекается гораздо больше капиталов, чем этот сектор может освоить с достаточным уровнем прибыльности. При этом финансовые компании и группы менеджеров, контролирующие приток средств, используют большую часть вложений для личного обогащения и неоправданного роста контролируемых структур. А на дивиденды инвесторам направляется часть все новых и новых привлекаемых инвестиций. Долгое время инвесторы в основном довольствуются ростом стоимости купленных акций или недвижимости, будучи уверены в будущих прибылях. Важным условием обычно бывает высокая степень монополизации соответствующего рынка. Для поддержания имиджа высокоэффективной и перспективной финансовой организации используются разнообразные, по сути коррупционные методы, привлечения авторитетных аудиторских, статистических и информационных фирм и учреждений, СМИ и журналистов. Однако в некоторый момент оказывается, что получаемой реальной прибыли уже не хватает на обслуживание чрезмерных привлеченных инвестиций, доверие к организации падает, инвесторы начинают изымать вклады, наступает кризис.

Такой генезис имели все локальные «пузыри», предшествовавшие глобальному. В 2000-2001 гг. разразился фондовый кризис , связанный с компаниями в сфере высоких технологий (См. его подробный анализ в Кобяков А., Хазин М. Закат империи доллара и конец «Pax Americana» — M., Вече, 2003). В последние годы «горячие деньги» американских инвесторов устремились на покупку недвижимости и строительство жилья. Результатом стал «ипотечный кризис» с большим количеством непроданных квартир, массовыми списаниями невозвратных долгов, тяжелым положением мелких и крупных банков и инвестиционных фондов.

Такой же характер носит и беспрецедентный рост нефтяных фьючерсов, начавшийся с 2005 г. На рост нефтяных цен, порождаемый долговременно действующими факторами спроса и предложения, накладываются краткосрочные спекулятивные интересы. Уже начиная с 2002 г. средства финансовых институтов стали активно инвестироваться в сырье. Прилив спекулятивного капитала непрерывно вздувал как объем рынка, так и цены на сырье. При этом рост торговли долгосрочными контрактами — «виртуальным» сырьем опережал рост торговли физическими объемами сырья. Темпы роста торговли сырьевыми контрактами особенно повысились с 2005 г. В 2007 г. годовой объем проданных сырьевых ресурсов превысил $8 трлн., и около 70% этого оборота пришлось на нефть и нефтепродукты, объем физической сырой нефти, учтенной по средней мировой цене составил около $2,5 трлн. Однако, объем торговли «виртуальной» нефтью гораздо больше, чем физической нефтью. Торговля реальной нефтью по оборотам не достигает и 5% от всех заключаемых сделок, остальные 95% - это торговля финансовыми инструментами, привязанными к нефти. Значительную часть вовлеченного в торговлю фьючерсами капитала составляли средства самих экспортеров сырья. Для них размещение средств в спекулятивные «индексные» фонды — почти беспроигрышная стратегия: чем больше вкладывается в сырье, тем больше оно дорожает. Так бывает в период роста любой пирамиды.

Объемы спекулятивного капитала, направляемого на рынки «виртуальной» нефти, гораздо менее устойчивы и с трудом поддаются прогнозу. Спекулятивная компонента цены на нефть гораздо «мобильнее» фундаментальной части цены, определяемой долгосрочными факторами, и может быть подвержена резким колебаниями в зависимости от «излишков» ликвидности «горячих денег» у потенциальных инвесторов, уверенных в невозможности значительного падения нефтяных цен.

Объемы «горячих денег» и спекулятивная компонента нефтяной цены могут относительно быстро изменяться в зависимости от признаков изменения монетарной политики США и ЕС (например, ставки ФРС и ЕЦБ, темпов инфляции, решений Федерального правительства о дополнительном вливании в экономику для поддержки финансовой системы страны за счет бюджета, как в феврале и в сентябре 2008 г.) или введения административных ограничений на определенные виды спекулятивных операций для институциональных инвесторов. В Конгрессе США рассматривается, например, предложение о запрете для ряда регулируемых инвестиционных фондов вкладывать средства в товарные фьючерсы.

Динамика параметров финансовой пирамиды, так же как модель монопольного рынка, - это сплошной парадокс с точки зрения оснований либеральной рыночной теории. Она противоречит фундаментальному свойству конкурентного рынка, обеспечивающему его устойчивость. Теоретически чрезмерный рост цены товара или услуги порождают приток инвестиций и ресурсов в данную сферу деятельности, а следовательно, предложение начинает превышать спрос, и цена начинает снижаться. Рынок возвращается в состояние равновесия. «Товар» финансовой пирамиды – будущие доходы. В отличие от реальных товаров, рынок, скажем, акций конкретной компании не имеет надежной информации о будущих дивидендах. Устойчивость конкурентного рынка обеспечивается «отрицательной обратной связью» между превышением предложения над спросом (точнее производной этого превышения по времени) и потоком инвестиций. Пирамида создается за счет того, что эта обратная связь нарушается (или даже становится положительной: чем больше куплено акций тем выше спрос). Система растет, пока не наталкивается на внешнее ограничение: в случае финансовой пирамиды – потерю доверия инвесторов, дефолт.

С точки зрения оснований экономической теории (модели конкурентного равновесия), огромная задолженность всей американской экономической системы и увеличивающийся в последние годы поток признаков (и аналитических материалов), указывающих на приближение кризиса, давно должны были бы привести к уходу инвесторов из долларов, массовому изъятию активов из американских банков, освобождению от ценных бумаг правительства США и т.д. В реальности шел обратный процесс (по крайней мере, до нынешнего августовского кризиса). Вспоминается песенка (кажется, Б.Окуджавы) про черного кота, живущего в черном ходе:

«Он не ходит и не просит,

Только смотрит и молчит.

Каждый сам ему приносит

И «спасибо» говорит».

Этот экономический парадокс, очевидно, объясняется политическими, идеологическими и прочими неэкономическими факторами.

Деньги и долги

В определенном смысле, любые денежные средства - это официально оформленные долговые расписки. Получая деньги, мы рассчитываем сегодня же или в будущем получить за них реальные блага.

Создание современной регулируемой государством банковской системы было, конечно, необходимым элементом для развития эффективного капитализма. Пол Самуэльсон в своем учебнике «Экономика» (Самуэльсон П. Экономика. – М., Прогресс, 1964) приводит в качестве эпиграфа к одной из глав слова американского юмориста В, Роджерса: «С начала мира было три великих изобретения: огонь, колесо и центральная банковская система». И это вовсе не юмор. Действительно, простое и легко контролируемое требование держать небольшую установленную законом долю от своих активов в виде наличности оказывается достаточным, чтобы вся масса денежных средств, эмитируемых всеми независимыми банками, оказалась ограниченной.

Центральный банк (в США – Федеральная резервная система) может регулировать объем банковских кредитов, воздействуя тем или иным способом на тот объем наличности, который составляют банковские резервы (например, продавая или покупая казначейские векселя или печатая дополнительные количества банкнот. При этом «вливая» в экономику дополнительный миллиард наличных долларов, ФРС уверена, что в результате количество банковских кредитов и депозитов не увеличится больше, чем на 1/r миллиардов, где r – установленная законом норма резервирования. Если r = 0,2, то увеличение денежной массы (включая депозиты) не превысит 5 млрд. Финансовый рычаг здесь строго ограничен. Объем денежной ликвидности практически полностью зависит от решений Центрального банка.

В современной рыночной экономике расширение и облегчение доступности кредита служит главным средством поддержания роста спроса на товары и услуги и деловой активности. Другим важнейшим условием роста капиталистической экономики, кроме банковской системы, явился механизм, призванный обеспечить условия, чтобы накопленное богатство сохранялось и работало. Это механизм создания акций и облигаций как титулов собственности и долговых обязательств, отражающих ценность капитала и инвестиций, а также торговли ими – фондовые рынки. Они отражают только ожидания будущих доходов и связаны с гораздо большей неопределенностью и рисками, чем предоставление и получение денежных кредитов.

Масса денег достаточно прочно связана с главным параметром, находящимся в руках государства, – денежной базой (обязательные резервы банков и денежная наличность). С помощью этого параметра государство в спокойные периоды может достаточно успешно ограничивать и регулировать всю денежную массу, объем денежной ликвидности и темпы инфляции на потребительских рынках.

Акции и облигации, эмитируемые компанией, - это ее долги перед инвесторами, ее долговые расписки! Хоть это, как и деньги, только знаки благ, но они не могут быть стандартизированы, как деньги. Акции разных компаний – это разные товары. Для ограничения их совокупной стоимости нет такого же надежного инструмента, как механизм резервирования банковских вкладов. С точки зрения порождения кризисной ситуации фондовые рынки гораздо более опасны, чем объемы банковских депозитов, поскольку менее управляемые со стороны государства.

Спрос на деньги со стороны рынка товаров и услуг (реального сектора) зависит от роста цен, от инфляции на товарных рынках, которой общество научилось бояться. И в развитых странах в последние десятилетия ее удается обуздывать (в значительной мере за счет импорта дешевых товаров из развивающихся стран). Цены на акции и облигации, эмитируемые компанией, общество и финансово-политическая система пока не научились (а точнее, не собираются) серьезно, эффективно контролировать и ограничивать.

Для оборота увеличивающейся массы ценных бумаг, как для всякой торговли, тоже необходим рост массы денег. С возникновением фондовых рынков значительная часть денег стала перемещаться в сферу обслуживания этих рынков. Однако цены на «ценные бумаги» (на «долговые расписки») слабо зависят от более или менее контролируемого государствами объема денежной ликвидности. Объем капитализации растет значительно быстрее денежной массы. Отрыв темпов роста фондовых индексов от темпов роста денежной массы обычно «обвально» увеличивается перед финансовыми кризисами и может служить одним из признаков надвигающейся финансовой катастрофы.

В книге А.Б.Кобякова и М.Л.Хазина (Кобяков А., Хазин М. Закат империи доллара и конец «Pax Americana» — M., Вече, 2003) приводятся чрезвычайно выразительные графики (№ 5 – 8), свидетельствующие о том, что «галопирующая инфляция» фондовых индексов Dow Jones, S&P – 500 (динамика котировок по 500 ведущим компаниям), NASDAQ в период перед кризисом «новой экономики» в 2000г. (подъема нового технологического уклада, связанного с информационными технологиями) поразительно похожа на взлет индекса Dow Jones^/ а, перед Великой депрессией 1929 г. Видимо, урок, преподанный человечеству в 1929 г., не пошел впрок.

Перед финансовым крахом (так же как перед 2008 г.) ФРС предприняла попытку оживить потребительский спрос и капиталовложения, которые начали снижаться. В 1927 г. была снижена ставка рефинансирования. Компании стали развивать потребительский кредит. Однако, рост денежной массы (с 43,7 млрд долл в 1926 г. до 46,6 млрд долл – 1929 г.) не идет ни в какое сравнение с ростом капитализации: за тот же период отношение суммарной стоимости акций к ВВП США выросло в 3 раза.

В той же книге показано (графики 10 -16), насколько сильно цены на акции компаний могут отрываться от объемов их чистой прибыли. Так отношение капитализации к чистой прибыли по высоко-технологичным компаниям (учитываемым индексом NASDAK) с декабря 1990 по 2000 г. увеличилось в 20 раз и составило 250 раз. (Это означает, что в стабильных условиях вложения в акции окупятся только за 250 лет!) Надо сказать, что и в среднем по американскому фондовому рынку (10000 компаний Нью-Йоркской фондовой биржи) это отношение увеличилось за 90-е годы, но не в таком размере: с 15 до 30 раз, т. е. вдвое. Это свидетельствует о нарастании финансового «пузыря», а также о политике дешевых денег и росте «излишней ликвидности», которая вся уходила на повышение цен на фондовом рынке. Денежный агрегат М3 (депозиты, депозитные сертификаты и государственные ценные бумаги) увеличиваются за это десятилетие примерно вдвое, т.е. так же, как капитализация компаний (Кобяков А., Хазин М. Закат империи доллара и конец «Pax Americana» — M., Вече, 2003, графики 10 и 18).

Почему же не удается через регулирование денежной массы так же эффективно ограничивать и регулировать массу ценных бумаг и цены на фондовых рынках, как на рынках товарных?

Для российского читателя нагляднее всего объяснить этот процесс, также обратившись к нашей недавней истории. В 1992 – 1994 годах наши недоучившиеся реформаторы во главе с Е.Гайдаром и под руководством «советников» из МВФ стали героически бороться с гиперинфляцией, твердо ограничивая денежную массу.

Тогда с января 1992 г. одним махом были сделаны свободными все цены, - кроме цен на топливо, которые остались, государственными, но были подняты в 5 раз! (Надо же было предусмотреть, чтобы внутренние цены на нефть стимулировали снижение внутреннего потребления: мир ждет от России увеличения, а не сокращения ее экспорта). Естественно, руководители предприятий, не имеющие никакого опыта самостоятельного установления цен, приняли 5-кратное повышение цен на топливо – за ориентир, по которому надо равняться. И поскакала «галопирующая» инфляция издержек. Тогда обеспеченность экономики денежными средствами (отношение денежной массы М2 к валовому национальному продукту) снизилось от 60-70% в 1990-1991 гг. до 9% в первом квартале 1994 г., т.е. в 6 раз. А Правительство РФ тогда использовало как главное, если не единственное, орудие для подавления инфляции – не печатать дополнительные деньги, не давать кредиты, не платить по своим обязательствам даже зарплату. Международные разработчики сценария реформы для России к тому времени имели уже значительный опыт возгорания и тушения гиперинфляции и теоретические заделы и, думаем, хотя бы качественно предвидели те проблемы, с которыми должны столкнуться российские предприятия. (В период Великой депрессии с 1929 по 1933 годы за четыре года денежная масса М2 сократилась с 46,6 до 32,2 млрд. долларов (Смирнов А.Д. Уроки Великой Американской Депрессии, которые никого ничему не научили. – Промышленные Ведомости, 2008, № 12, декабрь.). Всякий финансовый кризис сопровождается острой нехваткой денежных средств.)

И как же выживали предприятия, когда цены - гигантские, а денег взять негде? – Правильно: выживали за счет неплатежей и бартера (см., например, Волконский В., Кузовкин А., Гельман М. Неплатежи как зеркало российских реформ. – Деловой мир, 1994, № 237, 24-30 октября, стр. 6). Позже появляются попытки заменить деньги векселями и другими квазиденьгами. Что такое неплатежи? – Это вынужденные кредитные обязательства. Рост массы долгов – это естественная реакция на нехватку ликвидности.

Ликвидность

Чтобы вернуться от «неправильных» российских неплатежей (помните, у Винни Пуха – «неправильные пчелы») к респектабельным научным понятиям, следует, прежде всего, уточнить: рост цен на потребительском рынке ограничивается не за счет ограничения денежной массы в широком смысле, а только за счет ограничения ее ликвидной части. Менее ликвидные деньги – долгосрочные депозиты и некоторые государственные ценные бумаги (которые отличают агрегат М3 от агрегата М2) слабо связаны с ростом цен на потребительском рынке. Для роста цен необходим рост ликвидности.

Конечно, российские неплатежи – это вовсе не цивилизованный путь решения проблемы нехватки ликвидности. Во многих ситуациях они воздействовали на систему налаженных связей не менее разрушительно, чем нехватка денег. Однако сама проблема нехватки ликвидности – общемировое явление, возникающее из противоречия между бурным ростом спроса на ликвидность (как правило, вследствие увеличения стоимости активов) и неизбежным ограничением темпов роста денежной, банковской ликвидности. Несомненно, это противоречие стало одной из главным причин умножения производных финансовых инструментов, обеспечивающих все большую степень ликвидности долговых обязательств.

Срочный банковский депозит, хотя и рассматривается как часть денежной массы, но сам по себе не является ликвидным средством, поскольку не может использоваться как средство обмена или платежа. Другое дело, если его владелец получит от банка сертификат, который может быть продан или использован в обменных операциях. Сертификация любых долговых обязательств делает их ликвидными или, точнее, увеличивает степень их ликвидности, а тем самым повышает их биржевую стоимость и делает их владельца богаче. Древнейший долговой сертификат – переводной вексель, который может быть продан любому третьему лицу.

В период Великой депрессии нехватка денег восполнялась в основном векселями. За 70 лет разнообразие денежных суррогатов увеличилось необозримо.

Зависимость объема долговых обязательств от более или менее контролируемой государством денежной массы снижается за счет выпуска любых не именных ценных бумаг (на предъявителя), которые можно рассматривать как квазиденьги. Чтобы освободить финансовые инструменты от этой зависимости, на финансовых рынках широко используются разнообразные виды свопов (безденежного обмена). Простейший вид свопов – товарные свопы, т.е. знакомый нам бартер.

Если понятие денежной массы давно получило общепризнанное определение (в виде различных денежных агрегатов МО, М1, М2, М3), то термин ликвидность не получил пока однозначного общепризнанного определения. Понятие «ликвидность» иногда употребляется для обозначения собственно денежной ликвидности или даже денежной базы – агрегата, объем которого полностью определяется государствами или Центробанками и с помощью которого государства могут воздействовать на объем всех ценных бумаг. Это наиболее узкое определение ликвидности. В других контекстах понятие ликвидности может обозначать саму эту массу ценных бумаг, отражающихся на фондовых биржах. Однако для этих понятий, конечно, следует применять термин ликвидные средства. А «ликвидность» - это свойство товара или ценной бумаги, их возможность быть быстро проданными за деньги.

Эволюция финансовой системы в ХХ веке была направлена на увеличение ликвидности ценных бумаг, на стирание различий между долговыми обязательствами и ликвидными средствами, между долгами и деньгами.

Надежность или доходность

Охватившая все стороны жизни развитых стран установка гласит: «Не бойтесь жить в долг». Эта установка породила бурный рост долговых обязательств, обеспеченных (секьюритизированных) также долговыми ценными бумагами (securities). В результате превращения долгов в ценные бумаги стирается разница между ними и ликвидностью. Все бумаги становятся ликвидными. Различия касаются только их рыночной цены.

Западное общество перестало бояться банкротств и дефолтов. В споре «надежность или доходность» предпочтение было отдано «доходности». Россиянам эта альтернатива напомнит споры в период подготовки и проведения чубайсовской реформы электроэнергетики (см. напр., [29]). Тогда в споре «конкуренция или надежность» тоже победило направление «конкуренция» в ущерб «надежности». Анализируя кризисы, стали подчеркивать их необходимость как очищающего средства и благотворность для гибкой и динамичной экономической системы (т.е. для западных стран). Поддержка, секьюритизация бумажных долговых активов закладными, которые сами обеспечены такими же долговыми бумагами, создавала иллюзию надежности многоступенчатых цепочек долговых обязательств. В последние десятилетия с взрывной скоростью распространялись также технологии хеджирования – распределение рисков между разными финансовыми инструментами, между контрактами на разные моменты времени (форварды и фьючерсы). Все это делало спекулятивные игры менее опасными для отдельного участника и более привлекательными. Сейчас многие аналитики признают создание массы новых инструментов важной причиной нынешнего кризиса. Дж. Стиглиц на слушаниях по парламентскому надзору 14 января 2009 г. говорил: «Финансовые рынки вводят новшества, но эти новшества уже привели к сотням тысяч ссуд, которые оказались вне способности индивидов их оплатить» (Stiglitz J.E. Testimony at the Regulatory Reform Hearing, Congressional Oversight Panel, January 14, 2009. http://www2.gsb.columbia.edu/faculty/jstiglitz/Crisis.cfm ).

Финансовой деятельностью в той или иной форме занимается огромная доля рабочей силы развитых стран. В последние годы половина семей в США имели те или иные ценные бумаги. Доля сектора финансовых «услуг» в национальном продукте росла, как на дрожжах.

Масштабы финансовой сферы. Кризисы стихийны или рукотворны?

Чтобы понимать значимость для мировой экономики и для самой жизни человеческого рода, процессов, происходящих сейчас в финансовой сфере, необходимо представлять себе хотя бы приблизительные масштабы этих процессов.

Приведем количественные оценки по данным за 2005 г. из работы А.Д.Смирнова (Смирнов А.Д. Кредитный «пузырь» и перколация финансового рынка. – Вопросы экономики, 2008, № 10, c. 21-22), который опирается на данные МВФ (New Monetarism. – Independent Strategy. L. 2006). Общий объем глобальной ликвидности состоит из 4-х агрегатов, которые измерены в процентах к мировому ВВП и в триллионах долларов. Объем мирового ВВП за 2005 г. при пересчете в доллары по паритету покупательной способности национальных валют оценивается в 61,1 трлн. долл.

- Денежная база составляла 9% от ВВП, т.е. 5,5 трлн. долл.

- Агрегат «мировые деньги» (по-видимому, имеется в виду показатель М3) – 122% от ВВП, или 74,5 трлн. долл.

- Секьюритизированный долг – 138% ВВП, 84,3 трлн. долл.

- Общая совокупность деривативов – 964% ВВП, или 590 трлн. долл. (к 2008 г. эта оценка поднялась до 860 трлн. долл.)

Таким образом, общая масса ценных бумаг, обращающихся на финансовых рынках, (глобальная ликвидность) в 10 раз больше мирового ВВП, а инструмент, с помощью которого государства пытаются эту массу регулировать, - в 10 раз меньше ВВП.

Оценки масштабов, до которых выросла финансовая сфера, а также и события, происходившие на нашей памяти, показывают всем неравнодушным к судьбам человеческого рода, что современные финансовые потоки, часто управляемые коллективными решениями нескольких сотен семейств, могут ускорить или затормозить развитие любого производства, того или иного направления научных исследований и т.д. Реальный сектор экономики оказывается незначительным добавком к живущему самостоятельной жизнью сектору финансовых «услуг».

Масштабы финансовой сферы характеризуют и масштабы тех угроз, которые несут серьезные финансовые кризисы.

Выше были рассмотрены собственно экономические механизмы возникновения кризисов. Теперь вернемся к вопросу о роли в этом процессе отдельных рыночных субъектов и групп.

Написаны не только статьи, но и книги о том, что финансовые кризисы (включая и нынешний) готовятся и провоцируются небольшой группой финансистов, хорошо понимающих функционирование денежно-кредитных механизмов в целях получения выгоды за счет обладания информацией, которой не имеют другие, а также решения своих политических задач. В отечественной литературе изучением этой проблемы занимается Валерий Шамбаров (см. его интервью – обзор «Кто стоит за мировым кризисом? » Интервью с Валерием Шамбаровым. – «Знание – власть», 2008, №46, ноябрь). Имеются данные, что кризис 1907 г. в США был сознательно спровоцирован американским банкиром Джоном Пирпонтом Морганом, распустившим слух о неплатежеспособности одного из крупнейших нью-йоркских банков. Результатом были проведение на пост президента Вудро Вильсона (при поддержке крупнейших банкиров Уолл-стрита) и создание ФРС как системы частных банков, не подотчетных правительству.

Механизм генерации кризиса 1920 г. и Великой депрессии 1929 г. исследуется в работах Ральфа Эпперсона «Невидимая рука или введение во взгляд на историю как на заговор» и американского конгрессмена Линдберга «Экономические тиски». Другой конгрессмен Мак Фадден пытался выдвинуть официальное обвинение в заговоре против банков, входящих в ФРС. На него было три покушения, в результате третьего он был отравлен.

После серии финансовых кризисов 1997-1998 гг. в Юго-Восточной Азии и России было много публикаций, исследующих общие черты и механизмы кризисов в разных странах и роль в их развитии крупнейших банков и международных финансовых олигархов типа Дж. Сороса

Изучение картины серьезных кризисов свидетельствует о том, что они имеют общие черты, позволяющие применить к ним аналогии с «пирамидами» и «мыльными пузырями», причем надувание «пузырей» занимает период в несколько лет. В течение этого периода происходит чрезвычайно интенсивный рост всех финансовых показателей, так что кризис (взрыв пузыря) должен произойти уже вне зависимости от провоцирующих операций каких-либо банковско-финансовых групп. Точнее, такие операции способны сместить момент срыва лавины, и эта способность, конечно, позволяет той или иной группе олигархов получить свою долю сверхприбылей. Но если нас интересует причина кризисов и возможность избавить от них экономику, то следует говорить о длительном процессе, подготавливающем систему к кризису, о проводимой в течение многих лет политике освобождения денежно-финансовой сферы от государственного регулирования.

Уж если говорить о субъекте, способном управлять кризисами, так это конечно ФРС, в руках у которой главный инструмент, от которого в наибольшей степени зависит как процессы, подводящие финансовую систему к кризису так и события, определяющее его начало, - а именно решение по расширению или сокращению массы мировой резервной валюты – доллара. Хотя 12 федеральных резервных банков - частные банки, прибыль не является их главной целью. Принципы их политики устанавливаются государственным органом – Советом управляющих. Целью этой политики должно быть улучшение состояния американской экономики в целом [43, стр. 277-278]. Надо заметить, что это «квазиобщественный» характер центральных банков вовсе не противоречит предположению, что эта банковская структура достаточно успешно управляет процессами взрывного роста финансовых рынков и их кризисного падения. Не в интересах увеличения прибыли этих 12 банков, а более широкого банковского сообщества или американского государства.

Подавляющее доминирование финансовой сферы над реальным производстзом делает систему мировой экономики неустойчивой и чреватой регулярным повторением разрушительных кризисов. Существующие механизмы государственного регулирования не дают никаких гарантий их предотвращения. Это является одним из важных аргументов за конструктивную перестройку системы экономических отношений, которая поставила бы всю денежно- финансовую сферу под эффективный контроль государств с помощью жестких законодательных ограничений. Этот принцип обычно кладется в основу практической политики в периоды кризисов. Однако в качестве общего правила, он не разделяется многими либеральными экономистами.

Процесс освобождения финансов от контроля государства

В статье А.Д.Смирнова (Смирнов А.Д. Кредитный «пузырь» и перколация финансового рынка. – Вопросы экономики, 2008, № 10, c. 5-9) дан анализ связи между ростом глобальной задолженности и объемом денежной ликвидности. Его результаты или основной пафос при описании последнего, предкризисного отрезка времени 2000-2007 гг. можно сформулировать как утверждение, что главным генератором (первичной причиной) взаимосвязанного движения этих агрегатов является рост денежной ликвидности. В качестве основной модели предлагается зависимость:

df(s)\ds = f(s) или f(s) = f(o)exp(s),

предполагающая экспоненциальный рост объема долгов f при увеличении ликвидности s.

Однако процесс эмансипации, отвязывания финансовых рынков от денежного «якоря» идет давно. Одним из эпизодов на этом пути можно считать отмену в 1999 г. закона о банковской деятельности Гласса-Стигала, принятого при Ф.Д. Рузвельте в 1933 г. Этот закон, в частности, запрещал коммерческим банкам торговать ценными бумагами. Есть много фактов, свидетельствующих о том, что рост спроса на ликвидность со стороны финансовых рынков, в частности, увеличение задолженности, заставляли центральные банки и правительства снижать ставки рефинансирования и эмитировать денежные средства, чтобы избежать банковского кризиса и панического изъятия вкладов. Кризис 1929 г., так же как нынешний кризис, начался с безудержного роста капитализации на фондовых рынках (Смирнов А.Д. Уроки Великой Американской Депрессии, которые никого ничему не научили. – Промышленные Ведомости, 2008, № 12, декабрь). Когда «вавилонская башня» долговых бумаг становится слишком высокой, происходит кризис доверия. Инвесторы и население изымают вклады, все «уходят в cash», выявляется острая нехватка ликвидности. За период с 1929 по 1933 год в Америке прекратило деятельность около 40% всех банков. Страдают не только спекулянты. Прекращается финансирование предприятий и проектов реального сектора.

Увеличение размера финансовых «пузырей» и отрыва прироста фондовых котировок от увеличения денежной ликвидности стало основой для использования при моделировании развития финансового кризиса теории перколации (по латыни colare - поток, per – через, сквозь), применяемой для изучения процессов самой различной природы в естественных науках. Вблизи точки бифуркации (качественного изменения в поведении системы) обычно происходят изменения в самой структуре смстемы, аналогичные фазовому переходу вещества. При этом происходит увеличение или сокращение длины связей между элементами (узлами сети), формирование кластеров все большего размера. В генезисе финансового кризиса аналогом служит формирование «пузырей» или «пирамид», субъекты которых действуют однотипно в период роста кластера и часто воздействуют друг на друга (например, прекращают финансирование) в момент, когда пузырь лопается.

Как известно, инфляция – двусторонний процесс: рост цен ведет к увеличению спроса на деньги, и при этом если спрос на деньги не будет покрываться увеличением денежной массы, это приведет к сокращению инвестиций и производства, а также к росту использования квазиденег и к распространению «товарно-безденежных» отношений. Поэтому денежные власти вынуждены смягчать кредитно-денежную политику (например, повышать ставку рефинансирования ЦБ). Это «узаконивает» инфляционные ожидания, растут цены, и начинается новый виток инфляционной спирали.

Аналогично развиваются взаимоотношения денежной массы и массы ценных бумаг (долговых обязательств). В 1990-ы годы на американских фондовых рынках началась очередная скачка в погоне за баснословными суммами виртуального богатства. Она была подготовлена десятилетиями формирования идеологии «рыночного фундаментализма», которая в эпоху Р.Рейгана и М.Тетчер превратилась в манию дерегулирования – род интеллектуального экстремизма. Джозеф Стиглиц (Стиглиц Дж.Ю. Ревущие девяностые. Семена развала. М., Современная экономика и право, 2005) называет это тотальное наступление за снижение роли государства не иначе как «безумием», «амоком дерегулирования». Этому безумию оказываются подвержены не только политические идеологи и работники правительственной администрации, не только менеджеры банков и корпораций, непосредственно заинтересованные в котировках акций своей компании или в расширении кредитной экспансии своего банка. Им захвачены и финансовые аналитики, и работники наиболее авторитетных консалтинговых и брокерских фирм. Вот типичный пример взаимного подталкивания участников фондовой инфляции: «Когда аналитик банка приходит к негативному заключению о [кредитоспособности] какой-либо фирмы, для которой его банк намеревался выступить посредником в осуществлении дилерской операции, глава фирмы, наметившей эмиссию акций, начинает шантажировать банк, угрожая прекратить с ним деловые связи, если банк не даст высокого рейтинга компании». «Когда каждый делает огромные деньги, мало кто задается вопросом, сходится ли общий баланс» (Стиглиц Дж.Ю. Ревущие девяностые. Семена развала. М., Современная экономика и право, 2005, c. 201).

Лоббирование со стороны «делающих огромные деньги» медленно, но верно ведет к ослаблению законодательных ограничений и использования Центром, денежными властями своих полномочий и инструментов для сдерживания финансовой скачки.

В 1971 году было отменено установленное в Бреттон-Вуддском соглашении золотое обеспечение доллара.

Наибольшее число критиков современной денежно-финансовой системы считают, что причиной нынешнего кризиса является политика последовательного устранения законодательных и иных барьеров, обеспечивающих рост спекулятивной финансовой сферы, в частности, массы ценных бумаг, намного обгоняющей массу денег, необходимую для обслуживания товарных рынков. Оценки отношения первой из этих величин ко второй сильно варьируют – от нескольких десятков до нескольких сотен. Обычно формула движения капитала «деньги – товар – деньги–штрих» (Д-Т-Д’). Спекулятивный капитал отличается от производительного капитала тем, что формула его движения не предполагает стадии товара (Румянцева Е.Е. Новая экономическая энциклопедия. 3-е издание – М., ИНФРА-М, 2008 г., с.577). Покупаются и продаются только деньги (или квазиденьги). Движение финансовых элементов все больше отрывается от потребностей измерения и регулирования процессов реального сектора.

Традиционно в США существовали два вида банков – коммерческие банки, дававшие ссуды из денег, которые в них депонировали вкладчики, и инвестиционные банки, эмитировавшие облигации и акции для своих клиентов. Одной из важных мер Франклина Рузвельта по оздоровлению денежно-финансовой системы было принятие Закона о банковской деятельности (Закона Гласса-Стигала), в котором два вида банков были строго разделены, и коммерческим банкам запрещалось заниматься операциями на фондовых рынках.

Принятое в девяностые годы законодательство привело к слиянию банков этих двух видов. Прибыльность инвестиционных банков традиционно была основана на надежности информации о стоимости компаний, которые они выводили на фондовый рынок, которым оказывали помощь в привлечении капитала. Фактически инвестиционные банки давали взаймы свою репутацию.

Когда универсальный банк делает большую часть своих денег путем продажи акций и облигаций и организации дилерских операций, предоставление ссуд становится для него почти вспомогательным, побочным видом деятельности. Банки перестают выполнять функцию контроля надежности заемщиков и эмитентов. В условиях бурно растущих фондовых рынков взаимное сдерживание коммерческих и инвестиционных банков потеряло смысл.

Отчетно-аудиторская информация перестала быть сдерживающим фактором для банков. Когда речь идет о слишком больших деньгах, вопросы доброкачественности информации отступают на второй план.

Погоня за быстрым обогащением

Все же описанные события – только эпизоды в общей цепи постепенного освобождения денежно-финансового рынка от контроля Центра.

В период финансового бума, когда масса ценных бумаг (бумажных ценностей) растет как тесто на дрожжах, дефолты происходят редко, спрос на кредиты, как правило, удовлетворяется, пузыри, если и лопаются, то маленькие. Близость к «точке бифуркации» (финансовому кризису) характеризуется накоплением огромных масс ликвидности, которые только ждут сигнала от «авторитетов» (операции крупного банка, кампании в СМИ, заявления министра финансов), чтобы потоки денег и ценных бумаг устремились строить «пирамиды» национального масштаба (где несомненно огромные прибыли ждут тех, кто быстрее других учует запах новых возможностей). Постепенно остается все меньше простых людей и даже профессионалов, которые, несмотря на растущее вокруг них богатство, продолжают помнить, что это богатство сопряжено с накоплением риска.

По-видимому, одним из таких профи является Алан Гринспен, долгие годы бывший председателем ФРС. В конце 1996 г. он произнес загадочную фразу, которая произвела большое впечатление на финансовое и политическое сообщество: «как знать, не опирается ли это иллюзорное ощущение богатства на чрезмерно раздутые активы?»

Эскалация параметров финансового бума, как уже отмечалось, представляет собой рост объемов, разнообразия и котировок ценных бумаг и связанный с ним процесс увеличения массы денежной ликвидности. Этому процессу сопутствует нарастание в обществе (и главное, - в элите, оперирующей финансами) того «ощущения иллюзорного богатства», о котором говорил А.Гринспен. Этот поток, усиливаясь, последовательно сметает многие моральные и юридические барьеры, стоящие на его пути. Это приводит к увеличению числа финансовых скандалов. Самым громким их них было банкротство и расследование деятельности крупнейшей энергетической компании Энрон, которая стала эмблемой корпоративной алчности, скандалов с бухгалтерской отчетностью, коррупционного влияния на публичную политику.

Надо сказать, что давление погони за прибылью, приводящее к финансовым результатам, противоречащим интересам общества, вовсе не обязательно связано с нарушением юридических норм. Юристы и руководство крупных компаний постоянно занимаются поиском щелей в законодательстве, неоднозначности в формулировках, разрабатывая новые схемы и инструменты, которые позволяют использовать вновь открытые возможности в своих интересах, «оптимизируя» налоговые платежи, фальсифицируя отчетную статистику и т.п., чаще всего на «спорной территории» законодательства

Когда злоупотребления достигают слишком заметных масштабов, в законодательных органах начинается борьба за поправки к законам, с целью залатать дыры, через которые происходят наиболее значимые утечки. Баталии с лоббистами, защищающими привычные источники наживы, чаще всего длятся годами. Экономисты, изучающие теневую экономику, констатируют, что в большинстве развитых стран такие баталии – это постоянное, нормальное состояние общества (Волконский В.А., Корягина Т.И. Официальная и теневая экономика в реальности и статистике. – Экономика и математические методы, 2000, № 4, т. 36).

В периоды, предшествующие финансовым кризисам, массовое стремление к «иллюзорному» богатству часто захватывает часть законодателей и профессионалов, которые начинают помогать финансистам и менеджерам расчищать русло для расширяющегося финансового потока. В эти периоды уже вряд ли можно представить себе, что какие то официальные структуры или тайные группы способны управлять «финансовой стихией». Либеральные экономисты и политологи трактуют установление контроля государства над финансовыми операциями, как сокращение экономической свободы. Расширение свободы субъектов рынка приводят к господству объективных закономерностей, к тому что общество как целое не свободно в выборе пути своего исторического развития. Не даром в последние годы в интеллектуальных кругах (и в Европе, и в Южной Америке) повысился интерес к наследию К. Маркса. Еще 160 лет назад он писал о переходе человечества «из царства необходимости в царство свободы».

Общий вывод можно коротко представить следующим образом. На протяжении второй половины ХХ и начала ХХI в. шел процесс повышения ликвидности ценных бумаг, освобождения роста капитализации от зависимости от денежной массы, а всей финансовой сферы от контроля государства (формирующийся глобальный финансовый центр сам претендовал на роль высшего регулятора). Денежно-финансовые потоки перемещались из сферы материального производства (реального сектора) в спекулятивно- финансовую сферу. Это привело фактически к превращению экономики США (других развитых стран – тоже, только в меньшей степени) в долговую экономику, где расходы большинства субъектов рынка во всё большей мере определяются не реально полученными доходами, а заёмными средствами, т. е. расчетом на будущие доходы.

Возможности бесконтрольного увеличения массы ценных бумаг (виртуального, или по выражению А. Гринспена, «иллюзорного» богатства) расширялись за счет использования инновационных финансовых технологий (в частности, многообразных производных инструментов). Монетарные средства оказались не способны ограничить её рост. К этому добавилась политика «дешёвых денег», которая породила массовую ажиотажную погоню за быстрым обогащением. Урок кризиса 1929 г. был плохо усвоен и хорошо забыт. Рано или поздно раздувающийся «пузырь» мировых финансов должен был лопнуть.

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ.