Сложный человек в сложном мире

18 августа 2011 года состоялась лекция Александра Неклессы в лаборатории социальных инноваций «Клаудвочер»  в цикле открытых семинаров под общим названием «Экономика заслуг».

Александр Неклесса – заместитель генерального директора ИНЭС, руководитель Группы ИНТЕЛРОС (www.intelros.ru ).

СТЕНОГРАММА ВЫСТУПЛЕНИЯ

— Люди по-разному в различные периоды своего существования, существования человечества, радикально по-разному воспринимали мир. Было время, когда человек не обладал связным сознанием, оно было рефлекторным. Есть кинофильм «Memento» («Помни»), где показан человек, у которого нарушена деятельность мозга – память постоянно его подводит: он удерживает связь событий лишь 10-15 минут, а затем вновь ничего не помнит. Но при этом владеет языком, знает правила поведения, имеет четкие представления, как устроен мир, однако не помнит, что случилось 10-20 минут назад… То есть не помнит, собственно говоря, кто он. Этот человек знает «как» действовать, но не понимает, «кто» он такой и к «чему» нужно стремиться…

Дмитрий Шейман: Уважаемые друзья, коллеги, добрый вечер. Сегодня в гостях на нашем семинаре Олег… Прошу прощения, Александр, просто у нас четыре раза был Олег Игоревич Генисаретский. Я, наверное, вернусь в своем вступлении к нему. Сегодня же в гостях у нас Александр Иванович Неклесса, который также, как и Олег Игоревич, имеет много разных регалий. Я, поговорив с Александром Ивановичем, выделил одну: Александр Иванович – председатель Комиссии по социокультурным проблемам глобализации Российской академии наук. Кроме этого Александр Иванович создал очень интересный интернет-ресурс, я его немножко промоутирую: www.intelros.ru, где вы можете ознакомиться с материалами, в том числе Александра Ивановича. В целом же Александр Иванович ученый, специалист по вопросам геоэкономики, глобализации, стратегий развития, автор ряда трудов, работ, посвященных этим проблемам – проблемам геостратегии, сетевой культуры, управляемого хаоса и т. д. и т. п.

Тема, с которой выступает у нас уважаемый эксперт: «Сложный человек в сложном мире». Напомню, что контекстом семинара является гуманитарно-экономическая инициатива «Экономика заслуг», и предыдущие встречи во многом были посвящены такому вопросу, как человекосоразмерность любой гуманитарно-экономической инициативы. Мы, благодаря Олегу Игоревичу Генисаретскому, смогли восстановить определенные культурно-исторические основания темы, связанной с заслугами. Благодаря ему же мы обсудили определенные философско-антропологические контексты. Теперь другой жанр. Это не жанр философского вопрошания, и лично для меня он значим тем, что я точно для себя понимаю: любая соразмерность, которую с таким трудом нащупали, должна принимать во внимание то, что можно потратить много времени и ресурсов на разработку той или иной инициативы, но инициатива станет инновацией лишь только в случае ее признания и реализации. Это и отличает, собственно говоря, инициативу от инновации.

Александр Неклесса: Надо сказать, столь же корректное, сколь и редко встречающееся сегодня определение этой заметно истрепанной категории.

Дмитрий Шейман: Да. Мы находимся в ситуации изменяющегося сложного мира, и понять направление изменений крайне важно, для того чтобы не оказаться в ситуации, когда мы что-то разработали, а это уже даже не просто нечеловекосоразмерно, а вообще неактуально. Собственно говоря, вопрос в том, что будет происходить и что уже происходит с человеком? Соразмерность чему в человеческом, индивидуальном и коллективном, должна обеспечивать любая гуманитарно-экономическая инициатива, претендующая на то, чтобы стать инновацией? Все это и определяет, по крайней мере мой, интерес к теме «Сложный человек в сложном мире». Что ж, как говорится, «добро пожаловать».

Александр Неклесса: Господа, благодарю, что вы пришли послушать… – пожалуй, затрудняюсь определить точный характер сегодняшнего действа – лекцию, беседу… Присутствие живого собеседника, конечно же, ценно качеством свободной, прямой интеракции. Сейчас достаточно много технических устройств, которые реализуют или симулируют интеракции, но чего-то при этом не хватает… Наверное, как когда-то говорили (правда применительно к иным ситуациям) – «прямого действия». Здесь же имеет место быть, я бы сказал, «прямое со-участие». Надеюсь, это произойдет.

Теперь, о чем же я предполагаю беседовать в рамках «лекции». О новизне, инакости, об актуальной, настающей, настоящей ситуации в человеческом сообществе. А поскольку данная ситуация прочитывается разным образом… Правда, должен сразу же оговорится: разным образом прочитывается в общем-то любая ситуация. Мы можем вспомнить фильм «Расёмон» – одна и та же коллизия описывается участниками радикально различным образом. И, что даже более интригующе, в определенном смысле каждый из них прав.

Но я об иной особенности момента. О том, что сосуществуют разные подходы к параметрам жизни и соответственно разные взгляды на происходящее сегодня с людьми.

Человечество – особый организм. Мы привыкли тесно связывать, порою даже отождествлять его с такими понятиями как «планета Земля», «природа»… Вот простой пример: часы, которые передо мною лежат – «измеряют время». Однако это лишь отчасти наше время, и мы совершим серьезную ошибку отождествив физическое время с социальным. И тем более с личным. Для меня это яркий пример, поскольку наше бытие, наше время, наш «человеческий космос» – явно не «космос физический». И часы, которые отсчитывают физические параметры – инструмент с которым нужно обращаться осторожно: принимать во внимание, но не придавать определяющей роли.

В социальном и личном времени на деле отсутствует ранжированная шкала циферблата: секунды, часы, дни отнюдь не равновелики, нам свойственна критическая нелинейность. Иногда за день, неделю, месяц земного счета мы способны прожить… не скажу – жизнь, но подчас ее большую, порой худшую, иногда лучшую, часть, а остальное время… существуем. Случается вся жизнь являет собой срок, но порой «спящий пробуждается». Люди, обитающие в одном отрезке физического времени, движутся, тем не менее, по различным «дорожным картам», жизненным траекториям, причем с несовпадающей скоростью. И осваивают индивидуализированные ипостаси человеческого космоса. Долгое время под гнетом природных и социальных обременений консенсус социального бытия носил императивный, повелительный характер. И пожалуй, наиболее яркая черта новизны, подступающей к настоящему, т.е. суверенному статусу – драматичное истощение власти данного императива…

Cloudwatcher

Прелюдию начну с благодарности и не только вам, господа, за то, что пришли выслушать мои размышления, но также организаторам этого действа. Благодарность им выразится в кратком рассуждении о название организации «Клаудвочер». Интересное слово, возможно, именно оно меня привлекло, в нем одновременно присутствует пульсация новизны, многосмыслие категории «облако», возникшей, кстати, не столь уж давно. Действительно, последнее время понятие «cloud», «облако» приобретает глубинный смысл, даже смыслы, порою звучащие как обертоны той самой «музыки новизны», обозначая ее невнятные до поры мелодии. И подтверждая тот факт, что иное это не очередной проживаемый «срок», а «настоящее будущее» (которое где-то рядом). В то время как другие наличествующие симфонии – иногда весьма внушительные – оказываются своего рода динозаврами.

Категорию «cloud» мы знаем как «семантическое облако» (в IT-технологиях), это активно развиваемое и развивающееся направление, но сегодня данное понятие обретает более широкий смысл (смыслы), к примеру, как интеграл технологических процессов в феномене революции социальных сетей. То есть для обозначения практики сложного социального действия, не структурированного жестким сценарием, но реализуемого посредством суммы параллельных гибких связей. Это несколько иное прочтение, нежели «семантическое облако», если угодно, это «социальное облако».

Наконец, «клаудвочер» для меня… Точный перевод словосочетания: «мечтатель», «человек, который наблюдает облака». По-русски есть некий аналог – «строитель воздушных замков». «Клаудвочер» – это отражение состояния, в котором находится человек мечтательно размышляющий. Лежит на диване или шезлонге, наблюдая за облаками на небе или внутреннем горизонте… Но оказывается, у такого человека порой оказывается примечательная биохимия, любопытные процессы происходят с нейрогуморальной активностью. У него может интересным образом работать мозг, так сказать, в конвергентно-дивергентном режиме. Или, проще, он одновременно интегрирует и развоплощает конструкты, т.е. делает то, что, вообще-то говоря, мозгу среднего человека выполнить сложно. Другими словами, интроспекция может оказаться плодотворной и перспективной деятельностью, конечно при наличии определенных сопутствующих качеств и обстоятельств.

Но почему деятельностью? Сидит такой мечтатель, о чем-то себе воркует, размышляет… Но мы живем в мире, где произошел резкий рост значения креативности, невещественных активов, нематериальных форм капитализации, в общем всего того, что сейчас обобщается понятием goodwill. Эта мерцающая реальность выстраивает собственную инфраструктуру, институты, заявляет особые требования к качеству human resources. Экспансия креативного класса нуждается в сложной организации сознания, эффективном функционировании мозга, других психофизических качествах. Что оказывается весьма востребованным, и, как показывает жизнь, достаточно редким явлением. В свою очередь, предъявляющим новые требования к характеру окружающей среды, природной и социальной.

Кстати, я вспоминаю, что когда в Россию, тогда еще Россию-СССР, проникло такое понятие как «воркаголик», сколь удивительно и насмешливо оно воспринималось. По-русски даже перевести это понятие оказалось сложно, получился «трудоголик». Люди смеялись: как можно лечить от такой болезни, точнее, как можно считать «стахановщину» болезнью? А в Америке действительно людей уже лечили от «воркогализма», т.е. состояния, когда человек практически необратимо втянут в профессиональную деятельность и не способен переключаться на отличные виды практики. И что более важно, не умеет отключаться на отдых, в том числе на «клаудвочинг», на строительство воздушных замков. Он оказывается неспособен на это, т.к. произошла специфическая деградация нейрогуморальной системы. И это катастрофа. Речь идет, конечно, об определенном слое, страте. В России любят, когда ссылаются на экономические реалии, хотя процесс актуален и в политике, и в военном искусстве, и в культуре, в других областях. Выясняется, что если такой способности, как «cloudwatching» у человека настроенного на эффективное функционирование нет, то он серьезнейшим образом проигрывает.

Вот один из простейших кейсов, связанных с проблемой высокой адаптивности. Как это может выглядеть? Человек заканчивает обучение, приходит в корпорацию из университета. Хорошо, если это плавный переход, когда уже с третьего курса студент взаимодействует с корпорацией (а если взглянуть глубже – когда корпорация взаимодействует с ним). И он вырабатывает в себе качества, востребованные в данной корпорации. Но порой случается иная коллизия: человек получает красный диплом, находит место работы, устраивается, проходит испытательный срок, он все знает, все выполняет, а ему говорят, что… Помните фильм «Up in the Air»? Там этот удар пытаются смягчить. В России же это иногда очень жестко происходит, сотруднику прямо говорят, что он не подходит. Человек удивлен, обескуражен (есть такое очень хорошее слово), шокирован. Он рассуждает: «Как же так? Я ведь вполне квалифицированный специалист, и не просто квалифицированный, у меня красный диплом». Если хотят объяснить, то иногда объясняют, чаще, конечно, ничего не говорят по существу дела. А что все же объясняют? Примерно следующее: «Да, Вы квалифицированный человек, но Вы не компетентны».

Потрясающее открытие, что можно быть квалифицированным, даже высококвалифицированным, но некомпетентным. Компетентность – это ведь достаточно сложная категория в современной (тем более постсовременной) деятельности. И в частности сложна она из-за перманентной, стремительной динамики перемен буквально во всех областях практики. Меняется ситуация, меняется инструментарий, меняются правила игры. Изменяется сама среда, иерархия ресурсов – внутренних и, внешних ресурсов, значение исключительной или неотчуждаемой компетентности, своего рода «золотого ключика» и т. д.

Для усвоения всего этого надо немножко быть клаудвочером, человеком воздуха – еще одна лексема, получившая некоторое время назад второе рождение. В процессах сложного образования (а отнюдь не только обучения) происходит (или не происходит) усложнение внутренней организации индивида, адекватное той среде, которая и есть сложный мир.

Это было вступление, и одновременно – поклон пригласившей меня организации. Молодцы, хорошее имя выбрали. Имя – это судьба…

Что можно резюмировать из сказанного, отнеся к заявленной теме беседы?

Первая стоянка в данном прагматичном тарикате – новое прочтение реальности. То, что мир меняется, в общем-то, есть тривиальность. То, что он меняется радикально – также оригинальностью никак не назовешь. И всевозможные расплодившиеся этикетки: «пост», «нео», «транс», «квази», «гипер», «ультра» и т. п. – по сути, не что иное, как интеллектуальный мусор. Они фиксируют факт изменений, но практически ничего или весьма мало говорят нам о содержании перемен, об идеях и  субстанциях новой эпохи. Да, конечно, мир изменчив, мы видим, сколь он сегодня подвижен. Однако в какое именно состояние он переходит? Во что превращается? Мы знаем, если гусеница окостеневает, это не вполне смерть: скорее особое состояние, когда совершается странное ее преображение. Но что за генеральный субъект возникает сегодня на сдвинувшихся плитах мироустройства? «Бабочка» или же иное существо? Вот что хотелось бы понять: что представляет приходящая в мир новизна в содержательном отношении?

Революции сознания

Итак, одно из направлений рассуждения – императив опознания возникающей реальности. И соответствующего изменения сознания. Или наоборот.

Рефлекторное сознание. Люди в различные периоды своего бытия, существования человечества, радикально по-разному воспринимали мир. Было время, когда человек не обладал связным сознанием, оно было рефлекторным. Есть кинофильм «Memento» («Помни»), где показан человек, у которого нарушена деятельность мозга – память его постоянно подводит: удерживает связь событий лишь 10-15 минут, затем герой вновь ничего не помнит. Но при этом владеет языком, знает правила поведения, имеет четкие представления, как устроен мир, однако не помнит, что случилось 10-20 минут назад… То есть не помнит, собственно говоря, кто он. Этот человек знает «как» действовать, но не понимает, «кто» он такой и к «чему» следует стремиться…

Когда-то люди перманентно пребывали в таком состоянии. Вообще ментальные расстройства и психические болезни приоткрывают нам архаичные состояния сознания. Как же «мыслил» человек в те времена? Подобно герою фильма… По ходу сюжета он, кстати, писал сам себе записки. А древний человек не знал, что такое письменность, но ее изобретал, создавал на ходу. Как? В окружающей среде оставляя знаки, делая заломы. Подобно человеку, который бродя по лесу, заламывает ветви или как мальчик-с-пальчик, бросает камушки, отмечая тропу. Делал сложные сплетения, вырезал на стволах насечки, т.е. пытался фиксировать ситуации, с которыми сталкивался. Но спустя некоторое время уже не знал, кто, какие силы начертали эти символы и «руны», что-то говорившие, тем не менее, его пылающему и ослепленному разуму.

Или, другой, пожалуй, даже более наглядный пример: феномен, просуществовавший до настоящего времени – татуировки. Человек в фильме делает фотографии, записи, пишет при этом на руках, теле. Конечно же, и в дневнике, и на всякого рода бумажках (которые, однако, можно потерять либо их могут похитить). А у древнего человека не было бумаги, он пользовался собственным телом как листом… Со временем наброски сливались в единый зыбкий, но странно устойчивый, прорастающий, набирающий силу в сновидениях образ, инвариант опознаваемый в своих разнообразных воплощениях. В конце концов, возникает такой феномен, как связное, целостное сознание.

Синхронистичное («мандалическое») сознание.Это было целостное сознание, которое все же резко отличается от сознания современного человека. Сформировалось понимание будущего и прошлого, но отнюдь не в привычных для нас категориях. Прошлое человек воспринимал как сакральную ценность, как то, к чему «обращен его лик», что приносит благо, является источником стабильности. Будущее, напротив, грозило бедами, деструкцией, распадом. И соответственно воспринималось как нечто ужасное, от чего хотелось бы отвернуться. Подобная конструкция сознания фиксируется в древних языках. В аккадском языке прошлое – «дни лица», будущее – «то, что позади». Примерно так они обозначаются. Радикально отличный от современного взгляд на бытие, где, в сущности, и категории-то времени в современном понимании нет, скорее, есть понятие срока: время течет по замкнутому, вариация – цикличному руслу. Главное движение души – сохранить сакральный центр, будь то обитель богов или фигура правителя. Почему так? Причина по всей вероятности – ужас, подсознательный ужас от мысли о возможности вернуться в прежнее полускотское состояние. Карты сознания того времени сохранились до наших дней, они называются «мандалы». Это сакральная география, где в центре находится, скажем, гора, а вокруг карты – концентрические круги либо квадраты. Кстати, не обязательно гора, иногда это древо, или же дивный сад….

Интересная тема, возможно, ее следовало бы шире развернуть, но пробежавшись по клавиатуре пережитых младенческих состояний, надо успеть – с соблюдением регламента – обратиться к анализу актуальной ситуации. Что не отменяет необходимости обрести привкусы различения: иначе невозможно осознание новизны. Мы обретаем способность различения, постигая, как менялось сознание вкупе с изменениями среды, которые в свою очередь являлись следствиями перемен в сознании.

В соответствии с прозрениями, сдвигами в ментальности меняются концепты и практика миростроительства, выстраивается та или иная социальная среда.

Линейное сознание. Следующая революция сознания – появление «стрелы времени», т.е. размыкание концентрического горизонта мандалы и формирование хронологического вектора. Человек – существо, обладающее сильным потенциалом, он живет, порождая изменения. У людей периодически возникают проблемы, разрушающие статичность, стабильность. В архаичных обществах «инноваторов», трикстеров нередко просто убивали, по крайней мере неласково относились, однако новые версии прочтения мира пробивали путь. И в частности, изменялось восприятие времени, когда все-таки прошлое – это не «дни лица», а будущее – не горизонт, от которого нужно отворачиваться, чтобы заклясть хаос, беды, несчастья. Изменение восприятия фиксируется, к примеру, Гесиодом, когда он говорит о четырех эпохах – золотой век, серебряный век, бронзовый, железный. Или в книге пророка Даниила, где пророк толкует сон Навуходоносора об истукане. Кстати, знает ли Проханов, что его любимая «пятая империя» имеет библейское происхождение, а в европейской истории связана с судьбой исчезнувшего короля Себастьяна и несбывшейся мечтой «догоняемой Россией» Португалии об имперском величии. Но это так, в сторону.

Что я хочу сказать… Сознание менялось, равно как и отношение к жизни, которая интенсифицировалась. Постепенное просветление исторического горизонта, вкупе с бросающимися в глаза изменениями стиля мышления и способов обустройства жизни (начиная с VII-VI веков до н.э.) обозначено в исторической науке как «осевое время» – наступление исторического перелома.

Персоналистичное (личностное) сознание.Возникшее со временем христианское мировоззрение привело к еще более резким изменениям мирополагания и мироустройства. Возникала личность, свободная от ограничений традиционного сознания. Человек переставал являть собой некую функцию, как было в кастовом обществе, жестко поделенном на страты: жрецы и дети жрецов – это жрецы, конюхи и дети конюхов – это конюхи, и фамилия твоя Конюхов, и никаких глобальных путешествий, у тебя есть предначертание, судьба расписана еще до рождения. Постепенно пробивало дорогу понимание того, что человек является свободной, более того – богоподобной личностью. Действительно, основной сакральный текст, и не только в христианстве, а во всех авраамических религиях, т.е. в иудаизме, христианстве, исламе, свидетельствует о том, что человек есть образ и подобие Божье. Данная констатация возвысила человека и дала возможность действовать, сообразуясь с индивидуальными устремлениями. Это привнесло в мир множество проблем, но одновременно предопределило интенсивность социального развития, причем с заметным ускорением. Когда мы обозреваем историю, то видим – в глубинах истории тысячелетиями и веками практически ничего не менялось, а затем многое меняется в течение столетия, затем десятилетий… Вплоть до стремительных, порой катастрофических порывов в XX и XXI веке.

В христианстве, однако, присутствует особая антропологическая позиция в сравнении с иудаизмом и исламом. Человек не только образ и подобие Божие, но есть еще догмат о Богочеловеке, согласно которому человек весьма сложным, парадоксальным образом оказывается связанным с Творцом. В христианской теологии догмат о сочетании божественной и человеческой природы в Иисусе Христе определяет данную связь следующим образом: «неслиянно, нераздельно, неразлучно, неизменно». Еще более впечатляющая позиция развивалась в исихазме (это одно из направлений в христианской теологии), где следующее утверждение было основополагающим для смысла жизни – «стать по энергиям тем, чем Бог является по субстанции». Что и говорить, сверхамбициозное стремление.

Все это отражалось на целеполагании индивидов и образуемых сообществах, на характере и содержании христианской цивилизации. Как в позитивных, так и негативных аспектах. Интенсивно развивалась техносфера, утверждалась власть над природой, которая больше не имела сакрального характера, человек был ее царем и мог обращаться как повелитель. Все зависело от общественного климата и личной морали: хочет – бережно, захочет – хищнически. Но и это, и многое другое явилось следствием фундаментального сдвига в сознании, генеральная же позиция была такова: человек почувствовал тягу к активному действию, ощутил себя личностью, которая свободна, будучи освобождена от обременений и суеверий. Правда, апостол Павел предупреждал: «Дети, вам все позволено, но не все полезно».

Так наступает длительный период становления, утверждения, а затем экспансии современной цивилизации, что непосредственно предшествует событиям наших дней.

Наука и современность

Начну данный пассаж с маргиналии. Запись не передает message в полноте, иронию, которая звучит в голосе, равно как другие чувства и модуляции. То есть просодика, жестикуляция отчасти транслируются, но вот именно, что отчасти. И то лишь при полноценном аудио-видео воспроизведении, но не в письменной записи. Да и само вербальное моделирование темы, т.е. устное рассуждение, лишь отчасти предъявляет слушателям субъективное видение оратора, его внутреннюю рефлексию, понимание обсуждаемого предмета. Вспомним, что в самом начале беседы было постулировано преимущество ситуации: person is the message. Но тем не менее…

Итак, согласно маршруту рассуждения, наступает эпоха, которую мы называем «современность» и которую в зависимости от избираемого аспекта либо взглядов лектора также называют «Просвещение», «Модернити», «Новое время», а в более узком смысле – «индустриализм», «капитализм». У данной эпохи зыбкие границы, примерно пятьсот лет занимает она на исторической карте, исчисляясь от времен торжества городской революции… В теологическом плане – это рубежи Реформации – протестантской революции в христианском мире, но не только. А в хозяйственной жизни общества – поступательное развитие экономики расширенного производства, индустриализма.

И она, эта эпоха была временем утверждения такого феномена, как наука. Современная наука создана христианской мыслью. Удивительное для многих утверждение, что не Галилей, не Ньютон, а теологи создали систему координат данного феномена. Тем не менее, это так. То есть, конечно же, и Галилей, и Ньютон, и многие другие, они создавали современную науку, столь отличную от античной натурфилософии, но вот базовый принцип науки и ее мировоззренческая позиция… Я, пожалуй, об этом расскажу, потому что это интересно, это малоизвестно, и это один из ключевых моментов для очередного поворота винта. Дело в том, что основания здания современной науки – результат, квинтэссенция двух представительных теологических дискуссий конца XIII века, проходивших в Парижском университете.

О чем дискутировали? Об определении истины. И об аристотелизме, распространившемся в то время в Европе. Аристотель по данному вопросу писал примерно следующее истина – то, что логично. Аристотель – гений, причем потрясающий гений! То, что он создал, живя в IV веке до н.э., – т.е. заметно более двух тысяч лет назад – поражает воображение. Тем не менее, и он дите своего времени, поэтому им был порожден принцип: «что логично – то истинно». Когда собрались в Париже теологи, то задумались… А собрались они неслучайно, потому что в это время аристотелизм, причем в исламской упаковке, упаковке, проник в Европу, и из-за этого возникало много сомнений, размышлений, коллизий. Забегая вперед, скажу, что аристотелизм победил в Европе в итоге. Специфически победил, но тем не менее. Но это забегая вперед. Суть рассуждения: верен ли этот принцип? Пришли к выводу, что неверен, причем фундаментально.

В качестве основы взяли, пожалуй, самую драматичную книгу Ветхого завета – Книгу Иова. В ней Бог разговаривает с Иовом, который, если помните, лишился богатства, близких, здоровья и предъявил претензию Господу. Бог ему ответил примерно таким образом: «Как ты можешь своим умом судить о Моих намерениях?». Дискуссия, развернувшаяся в Парижском университете, привела к следующей логической конструкции. Если ум Творца кардинально отличен от ума человека, то в отыскании истины нельзя исходить из установлений человеческого разума, из того, что для человека представляется логичным. А как же тогда действовать? У людей должен быть какой-то инструмент, какой-то критерий. И таковой был найден. Звучал он таким образом: природа и человек созданы Богом, поэтому мы должны исследовать их как субстанции, созданные Творцом, содержащие отзвук Его мыслей и намерений. Исследуя их, мы начинаем понимать принципы организации мира, исходя не из собственных умозаключений, которые представляют всего лишь гипотезы, но из запечатленных в творении мыслей Бога. Другими словами мы исходим не из представлений нашего разума, несовершенного и быть может обманывающегося, а руководствоваться критерием опытной проверки предположений. То есть критерием истины становится испытание гипотезы – эксперимент.

Это взорвало мир! Подобная позиция взорвала мир. Что она означала? Она несла совершенно новое понимание науки, как инструмента извлечения знания из мира. Античная наука в своих основах была умозрительна, гипотетична, спекулятивна, техническое же производство оставалось скорее искусством, реализацией тайн мастерства, нежели полем приложения кодифицированного знания. Достигнутые однажды экспериментальные результаты могли не учитываться в последующих умозаключениях (вспомним, к примеру, как сказались опыты Эратосфена на последующих конструкциях).

Гипотезы могут быть разные. Понять же, как все устроено на самом деле, можно опытным путем, когда что-то подтвердится, а что-то будет отвергнуто, пусть даже результат будет выглядеть нелогичным и не соответствовать предложенным ранее гипотезам. В результате подобных испытаний представлений о строении мира человек стал приобретать ту техническую мускулатуру, которая на протяжении короткого по меркам истории времени изменила облик цивилизации. Так родилась европейская экспериментальная наука, радикально отличная от натурфилософии, т.е. от науки, которая была в античном обществе. Слова одни и те же, смысл – разный. И я бы особо отметил, что мимикрия категориального аппарата – серьезная проблема наших дней. Мы продолжаем употреблять привычные слова, но смысл – и совсем нередко – вкладываем другой.

Что следует из данного подхода, если ретроспективно попытаться оценить фундаментальную результативность? В начале XX века возникает теория относительности и квантовая механика. Кстати, они до сих пор не стыкуются, это разные физики, до сих пор отсутствует единая физическая теория. Но обратимся к квантовой механике, именно она без особого шумового эффекта потрясла координаты сознания. Действительно, познанные закономерности, обнаруженные свойства микромира не укладывались в конвенционально обустроенное сознание. Вот тут и обнаружилась провиденциальная сила принципов, заложенных в основание европейской науки более шестисот лет назад. Если бы мы исходили из житейской логики, и нам сказали бы, что можно определить у объекта либо его скорость, либо положение в пространстве, что частица одновременно является волной и ее поведение зависит от взгляда на ситуацию, что присутствие оператора значимо влияет на происходящие процессы, то мы ответили бы: это абсурд. Если бы нам сказали, что, воздействуя на частицу, двигающуюся из одной точки в разных направлениях… – в общем, известный эксперимент. На одну из пары воздействуют, с ней что-то происходит, с другой частицей в это же время происходит то же самое. Здесь мы также сказали бы: подобное поведение частиц невозможно, поскольку знаем это «из жизни». Я, конечно, упрощаю, но суть, надеюсь, выразил.

Человек обнаружил, что мир устроен радикально иным образом, нежели он представлял. Иначе, чем картина мира, закрепившаяся в сознании. Так исследование творения позволило внести серьезные коррективы не только в понимание мира, но и в сознание. И кстати, вспомнить о временно подзабытых формах сложной организации сознания, в свое время инициированных тринитарным богословием. И особенно интенсивно развивавшихся в русле апофатической теологии, исихастских практик.

Ведь если бы не было экспериментального научного подхода к исследованию физических оснований бытия, не было соответствующего инструмента, т.е. экспериментальной науки, основанной на принципах христианской теологии, то человек оставался бы в неведении относительно более сложной (но и более реальной) картины мира, нежели он предполагал. Он бы продолжал строить непротиворечивые гипотезы в соответствии со своими представлениями «из жизни» и полагал их за истину, раз они логичны. И создавал бы, как теперь понимаем, достаточно примитивные – с позиций сегодняшнего дня – механизмы. А сложные конструкты, которые потрясают ныне человеческий и природный космос, базируясь на познанной сложности, нелинейности мира, оказались бы недоступны, ибо их принципы лежат за гранью «аристотелевой» логики.

Что бы хотелось, однако же, оговорить? Линейная логика оказалась уязвимой, но это не означало, что человек стал руководствоваться интуицией, возникла иная рациональность, более сложная. Мы продолжаем пользоваться прежней рациональностью, все дело в масштабе и предмете операций. Когда была создана механика Эйнштейна, она не отменила механику Ньютона, но ограничила сферу ее применения.

В гуманитарных и социальных дисциплинах дела обстоят заметно иным образом. Они подвижнее, многомернее, здесь оперируют не столько фактами, сколько гипотезами, причем под фактом подразумевается событие. Этот круг знания – гуманитарные и социальные дисциплины – строго говоря, не науки в классическом европейском понимании данной категории, где науками могут быть те отрасли знания, которые имеют объективно существующий («сотворенный») предмет исследования, т.е. это «естественные науки» (знание о природе). Строго организованные, определенным образом регламентированные рассуждения о делах человеческих, о делах человеческого разума и безумия – пространство гуманитарных дисциплин, т.е. «дисциплинарного знания», основанного на аксиомах, устанавливаемых не экспериментальной проверкой, но путем консенсуса. И, скажем, экономика, весьма почтенная сегодня наука – также гуманитарная дисциплина, ибо предмет ее исследований – практика. Иначе говоря, сфера действий и обстоятельств, созданных не Творцом, а людьми. Знаете, есть доктор и почетный доктор. Это – почетный доктор. Хотя сейчас стали и по-английски называть «Social Sciencies», однако это все-таки дань уважения дисциплинарному мышлению. Это дисциплинарное рассуждение, у которого есть аксиоматика, но которая порой меняется и меняется радикально.

Предельная ситуация данного пассажа – статус математики. Математика не является естественной наукой. Строго говоря, она также гуманитарная дисциплина. Чтобы сгладить эту несколько неловкую ситуацию, создали даже специальный термин для то ли «царицы», то ли «служанки» наук, объявив ее «точной наукой». Почетный доктор, короче говоря. Если же определять ее классификационную нишу, то она относится с сфере языкознания, являясь весьма (и весьма) специфическим языком. Эти обстоятельства имеют весьма практический смысл, люди привыкли, что математика – не просто наука, но своего рода критерий истины, т.е. появился субститут «аристотелевой логики». Но толкования математики, свободные от экспериментальной проверки на истинность, могут порой заметно различаться. И на основании «математических диалектов» можно прочерчивать разные сценарии практики. Сегодня серьезно исследуется проблема деривативов, «трансэкономики», вообще пределов экономической/хрематистической деятельности. Выясняется, что стратегические схемы здесь зависят от выбора тех или иных постулатов, в частности от предпочтений определенному математическому диалекту (речь идет не о языках программирования). Что влечет многочисленные следствия.

Например, можно сделать ставку на диалект, который оперирует теорией множеств, теорией бесконечностей Кантора. (Кантор в свое время создал раздел математики, в котором можно оперировать бесконечностями – умножать бесконечности, подразделять их на потенциальные и актуальные бесконечности и т.п.) Действительно, есть математики, которые поддерживают и развивают данное направление, для них оно вполне легитимное. Существуют же в математике иррациональные числа и другие формальные объекты. В общем для нас важно, что усложнение бесконечностей для многих математиков вполне приемлемо и вопросов не вызывает, по крайней мере принципиальных. Но вот другие математики считают иначе, в частности скончавшийся в прошлом году великий русский математик Владимир Арнольд, который говорит, что это… Ну, резко он говорит. Общий смысл позиции – это не математика, поскольку с бесконечностью что ни делай – все равно это одна и та же бесконечность. Операции по умножению бесконечностей, их ранжирование – прямая спекуляция на математическом языке, т.е. недопустимая искусственная операция, которая не имеет содержания. Вот примерно две такие точки зрения. Я в данном случае не говорю, что одна из них верна, а другая нет. Моя задача – показать, что в такой сфере как математика могут существовать разные языки, «разные математики».

Новый град

Мы приближаемся к «сияющему граду в пустыне». В пустыне – ибо перед нами маячит проблема кризиса. Мы видим: сознание и практика, наука и экономические проблемы могут иметь разные ипостаси. Под реальностью привычно понималась лишь ее физический аспект. И именно здесь образовалась трещина. Теперь мы начинаем смотреть на практику, на то, чему доверяем, на что опираемся в практической деятельности иными глазами. Мы видим, прочтение реальности расширилась.

Можно обозначить два компонента. Один неявным образом уже прозвучал – это психологический ее аспект: творчество, образы, видения… При переходе к категориям goodwill, доминированию инноваций, нематериальных активов, креативной капитализации психологические аспекты реальности обретают практичность и даже инструментальность. Они технологизируются, осваиваются подобно новому Клондайку. И это приносит результат. Иначе говоря, расширенная версия реальности 2.0 оказывается продуктивнее предшествовавшей. Часть людей живет в привычных обстоятельствах, действуют в прежних категориях, другая обитает и действуют в постсовременных реалиях. Разделение происходит уже не только на локалов и глобалов, но вырисовывается нечто более фундаментальное, почти расовое, хотя к расовому не имеет отношения. Скорее уж к мировоззрению и биохимическому статусу личности.

Что еще происходит? Ранее я упомянул о двух аспектах экспансии реальности. Второй – это виртуальная реальность, которую мы пока толкуем узко, определяя как иллюзорность, своего рода усечение реальности. «Иллюзорная» – наверное, точное слово для обозначения подобного типа восприятия. Помню, когда в 80-е годы только выстраивались схемы, лексика была несколько другой. Слов «виртуальная реальность» тогда не было, но мы оперировали этой категорией, поскольку она возникала. Тогда мы употребляли понятие «голографическая реальность».

Слово «виртуальность», надо отметить, весьма сильное, его генетика – от латинского слова virtus: «добродетель, доблесть». Виртуальная реальность вообще-то означает – фактическая реальность, т.е. как ни парадоксально это прозвучит, нечто прямо противоположное понятию «иллюзия», «квазиреальность». Напротив, фактическая реальность – та реальность, которая здесь и сейчас (то самое качество, которое сейчас стремятся обрести по самым разным причинам). То есть возникает иной модус реальности, отвергающий как живущих прошлым, так и фантазирующих, «убегающих» в будущее, отсутствующих здесь и сейчас.

Виртуальная реальность оказалась востребована не только потому, что несет в себе сложные коннотации, но и по весьма прозаическим причинам. Мы привыкли воспринимать виртуальную реальность как Интернет, общение, социальные сети. Но когда пытаешься анализировать целостность, которую можно определить как сети, причем не только Интернета, а как совокупную целостность электронных интеракций, то обнаруживаешь: общение между субъектами-людьми занимает гораздо меньшее пространство чем коммуникации между другими субъектами.

Простой пример – боты. Они работают в сетях активнее, людей, общаются не только с людьми, но и между собой. Мы привыкли воспринимать робота как андроида. То есть «Это я, робот» – так мы его воспринимаем. А то, что робот может быть чипом и даже не чипом, даже не аппаратной частью, но программой или сообществом программ, что программы представляют собой деятельные интеллектуальные организмы, что они с поразительной скоростью и масштабом операций общаются между собой, обмениваясь не только информацией, но и ресурсами, к примеру финансовыми… Когда беседуешь со специалистами в данной сфере, руководителями организаций, специализирующихся в области программного обеспечения, возникает ощущение, что больших фантазеров и не встречал. Вот только фантазируют ли они?

Еще яркий пример – ботовое обеспечение финансовых операций на фондовых и прочих биржах, в комплексных трансакциях и т.п. Не люди торгуют. То есть люди мониторят процесс, но, в принципе, его совсем не обязательно мониторить. Это, примерно, то, как летают современные самолеты. Мало кто знает, что современный самолет более безопасен, если им человек не управляет (конечно, при наличии качественных аэродромов). Некоторое время назад завершили многолетнее исследование, в ходе которого выяснили, что основной аварийный фактор – все-таки человеческий. Как говориться: «руками ничего не трогай». Примерно такая ситуация складывается с пилотами. Но радикальные меры в этой области невозможны по одной причине – это был бы колоссальный психологический шок.

Я вспоминаю рассказ знакомого летчика, летавшего на трансатлантических линиях. У американцев существует специфическая услуга почетным клиентам – их проводят в кабину к пилотам. А коллектив «Боинга», надо сказать, достаточно многочисленный. Да, еще мой знакомый увлекается картами Таро. И вот в кабину заходит гость. А стюардесса почему-то не предупредила экипаж. Зашли. У пассажира челюсть отвисла и упала: сидит команда на полу кружком в позах лотоса, в середине разложены карты, и все кресла пустые. Почему? Потому что самолет ведет автопилот, т.е. бот. Или вот еще байка, касающаяся событий 11 сентября. Почему процесс разворота самолета начинался где-то на 33-ей минуте полета? Вроде бы на 30 минут полет запрограммирован ботами, и пилот не может его изменить. Поэтому самолет летит, пилот за рулем, но на самом деле – нет.

Финансовые боты особо интересны, на Уолл-стрите они реализуют в обычные дни возможно до 70% операций. Если же обозреть потенциальное пространство ботов-финансистов, то оно включает в себя не только освоение инструментария привычных финансовых операций. Но также новые форматы работы с электронными деньгами и их производными на основе интернет-денег (WebMoney и т.п.), осуществляя кредитование, трансферты, «серые» и «черные» сделки посредством порталов, почтовых серверов, глобальных игр, социальных сетей…

Еще одна сторона проблемы – развитие системы электронных услуг. К примеру, программа «электронный секретарь», которая имеет массу названий, массу версий… реферирует материалы, зная, какие именно меня интересуют. Но при этом наблюдает, что именно я извлекаю для прочтения. И в следующий раз несколько меняет состав документов. И так далее. При этом она коммуницирует с интрасистемами в Интернете, которые предоставляют материалы ограниченного доступа. Это операции порой носят финансовый характер либо определяются социальными связями или же имеет место бартерный обмен и так далее. Причем из пакетов по определенной теме программа производит относительно собственный отбор. Она работает, беседуя со мной, и в результате знает в каких-то проявлениях меня лучше, чем я сам, делает подсказки, а я хлопаю по лбу и говорю: «Да, спасибо». Я начинаю ее антропологизировать, беседовать на серьезные темы, поскольку то, что она говорит, весьма и весьма нелишне знать. Так развивается виртуальная интеллектуальность и субъектность. Мы входим в новый мир, где понятие реальности прочитывается иначе. Не то, чтобы люди, дружно шагая в ряд, в какой-то момент увидели на стене эпохи лозунг – «конец индустриализма» или «конец современности».

Здесь правда возникает некоторая путаница с языком: для нас современность – это «в настоящее время», на английском же языке «Modern», «Modernity» привязано к определенному историческому периоду. Слово «современный», которое мы употребляем, это скорее «contemporary». По-русски его эквивалентом более-менее является слово «нынешний». Тогда исчезает двусмысленность тезиса: «современность подошла к концу», поскольку современность в смысле contemporary, конечно, продолжает существовать.

Маргиналия с двумя загадками

Итак, начинается новая эпоха. Лет тридцать назад я читал фантастический роман, ни автора, ни названия не помню, но помню ситуацию. Очередь поступающих в эксклюзивное учебное заведение. И уставшая регистраторша сидит, записывает абитуриентов… Очередь длинная, но из нее время от времени выходят люди, как-то странно озираются и уходят. Уже почти подошли к регистрации – все равно бросают очередь и уходят… Иную ситуацию видишь глазами, но надо знать ее внутреннее содержание, чтобы понять смысл.

Во время II мировой войны в Великобритании разработали экзаменационную процедуру для отбора людей для работы в разведке и школе декодирования, потом сферу применения этой практики расширили, т.к. она оказалась эффективной. Вот пример задачки из той процедуры, описываемая в ней ситуация выглядит диковато, но имеет вполне рациональное содержание. Острота ума определялась количеством вопросов абитуриента, уточняющих ситуацию, на которые он мог получить ответ «да» или «нет». Итак, ковбой скачет по степи, видит салун, заходит и говорит хозяину: «Стакан воды!» Хозяин достает кольт, стреляет в потолок, ковбой благодарит его, садится на лошадь и скачет дальше. Ситуация абсолютно логичная, если знать ее внутренний смысл. Если человек несколько подобных задачек быстро решал, то обретал статус и хороший заработок.

Подобный подход, между прочим, явился одним из инструментов серьезной трансформации структуры английского общества, той его классовой формы, которая существовала до войны. Война вообще серьезно подорвала сословный мир, в частности, разрушив прежнее содержание офицерского корпуса (в США нечто схожее произошло с расовой сегрегацией – война также заметно подточила ее основы). Возникла аристократия… даже не заслуг, хотя определяется страта и так, а, скорее, высоких компетенций. Это и есть пришествие мира, о котором идет речь, и в которой разными путями и с разными траекториями сегодня входят люди.

«Аллеи новизны»

Но пора вернуться к основной теме, после прелюдии, увертюры и шага в сторону. Попробуем теперь порассуждать о содержании смысле актуальной ситуации, о более-менее адекватном прочтении ее смысла, т.е. о содержание данного объекта исследования.

В XXI веке страны – это не территории, а люди. Новая система мироустройства, меняющиеся на глазах коды политической и финансово-экономической практики, высокие технические и гуманитарные технологии, социальная и культурная революция, охватывающая планету подчас в весьма неожиданных проявлениях – все это признаки трансформации глобальной ситуации, системного переворота, происходящего в человеческом сообществе. Мы являемся свидетелями и участниками перехода к сверхсложной структурности мира, иному прочтению реальности.

Действительно, экономика, политика, культура, антропология – все пришло в движение. Можно ли здесь выделить какие-то направления? Выбрать можно, и я «со своей колокольни» выбираю пять направлений.

• Одно направление – это образование, это упаковка знания и это методология. Это одно направление, хотя я и назвал три реалии, но они входят в один «знаниевый кластер». Некоторое время назад, а время летит быстро, по-моему, года три тому вышел документ Совета национальной разведки Соединенных Штатов…

Причем опять мы сталкиваемся с языковой, а по сути, семантической путаницей, имеющей, однако, институциональные следствия. Слово «разведка» – усеченная категория, но она определенным образом структурирует сознание и действия. В России или в Советском Союзе «разведка», а по-английски intelligence. Центральное разведывательное управление на самом деле Central Intelligence Agency. Я вспоминаю, читал какую-то английскую книжку в переводе, там возникло «Бюро интеллектуальных услуг Ее Величества». Вот такие аккорды… Но в этих шутках есть смысл, потому что когда intelligence, то это не просто «разведка».

Вернемся, однако, к документу. Там много любопытного, но один пассаж релевантен теме: как наиболее простым способом определить уровень развития и перспективы развития страны. То есть можно проводить комплексный анализ. А можно ли без этих хлопот? В качестве интегрального показателя выбран уровень образования, точнее, качество образования в стране. И вроде бы именно этот показатель наиболее адекватен оценке состояния и перспектив развития тот или иной страны. Вот какое значение придается образованию Центральным агентством по оказанию интеллектуальных услуг. И не только населению.

• Второе направление – это неоантропология. Я ее уже пунктирно затрагивал. Неоантропология – серьезная проблема. Мы видим лишь вершину айсберга этой колоссальной проблемы. Скажем, когда происходят допинговые скандалы в спорте. Потому что спортсмены – «морские свинки» в этом смысле. В чем все-таки проблема? В том, что CEO (chief executive officer), по-русски говоря, ЛПР (лицо, принимающее решение) в настоящий момент не состоянии, даже обладая высоким интеллектуальным статусом, работать со всем объемом релевантной информации.

Здесь ключевое понятие – «релевантная». Потому что как работали раньше? Помощники реферировали материалы, и это реферирование сводилось не только к сжатию, но разделению на релевантное и нерелевантное. В настоящий момент количество релевантной информации имеет колоссальные пропорции. И она очень разная, все труднее определить, что актуально, а что нет. Проблема сложная, она связана в какой-то степени с языковыми и культурными различиями, особенностями. Скажем то, что пишется в Китае, пишется в определенной логике, тоже в арабском мире, в Индии. И для того чтобы принять стратегически верное решение, нужно, в принципе, работать со всей документацией. А человеку это не под силу, да и не в информации только дело, а в творческом разнообразии избираемых решений.

Что кое у кого получается заметно лучше, чем у других. Но почему? Вот к чему все эти байки про нейрогуморальную активность, про частоты и амплитуды работы мозга и т.п. То есть растет интерес к физиологическим параметрам, но не только. Еще одно направление – киборгизация. Человек не только обрастает гаджетами, но начинает их имплантировать. Причем не только технические устройства, стимуляторы, но и химические, биологические и т.п. Это неоантропология, поскольку речь идет о появлении нового человека. И я бы добавил – нейроантропология…

Я говорил, что классовый, кастовый стиль жизни в существовавших некогда формах был подорван во время свое время II мировой войны и вскоре после нее. А затем – расовые ограничения и социальные барьеры в этой сфере. Конечно, это происходило не только в ходе и вследствие войны: различие между современностью как modernity и сословным обществом ярко проявляются как раз этом отношении. Сейчас же вновь трансформируется социальная регламентация, на этот раз уже эгалитарная. В мире начинают расти центробежные силы, будущая его модель чем-то напоминает мне пирожное «Наполеон», особенность которого является слоистая структура. Вот мы и начинаем жить «в слоях». Причем другие слои зачастую не интересуют, а о существовании каких-то, даже не догадываемся. Сложное общество и есть эта специфическим образом организованная социальная вселенной и все многообразие ее подвижных сочетаний. Как в калейдоскопе.

Возникают миры, которые имеют оригинальную семантику. Они проецируют ее на общество, но не всегда и не в полноте. Транслировать культурные коды становится сложно, конфликт цивилизаций – это отнюдь не только внешнеполитическая проблема, но также на уровне взаимоотношений групп и индивидов, о растущей суверенности которых мы еще, думаю, поговорим. Можно также провести аналогию с поэзией. Мир, выстроенный на поэтических смыслах, с трудом находит общий язык с миром, где правит проза, хотя лексика на первый взгляд может казаться общей. Или же более тривиальный пример – ответственная коммуникация человека светского толка с религиозно ориентированным индивидом. Хотя они пользуются теми же словами, но у них разное мировоззрение, мирополагание, взгляд на миростроительство. Когда же мы задумаемся над тем, что и религиозность бывает существенно различной… Один считает, что является уникальной личностью, другой верит в метемпсихозис или полагает мир – иллюзией, «майя». Или же считает главной задачей оставление мира, быть может, даже его уничтожение как плохо сделанного, удручающего, вредного. Да и взгляд на людей может быть расфокусированным: кто-то люди, а другие – нелюди, имеющими лишь форму людей.

• Следующее направление – неосоциальность, т.е. мутация привычных политических организмов и явление миру влиятельных антропосоциальных систем (АС-систем). Что это такое? Доску поставили, сейчас я ее поэксплуатирую.

Мутация системы международных (межгосударственных) отношений

Что такое международные отношения? Это отношения между суверенными государствами, которые являются исключительными субъектами международных отношений (international relations). В современном мире нет уже в чистом виде тех международных отношений, есть комплексные мировые связи. Мировые связи (intraglobal relations), этовзаимоотношения более широкого спектра субъектов, способных оказывать влияние на мировой порядок. Но здесь также существуют разные регистры субъектов влияния. Если об антропологических регистрах я говорил несколько импрессионистично, и предъявленный дизайн было бы непросто картографировать, то здесь задача проще. Самый простой тип изменений – трансформация, которая происходит с государствами, классическими субъектами международных отношений.

Мировые регулирующие органы. В XX веке появляются мировые регулирующие органы. Сначала Лига Наций, затем Организация Объединенных Наций, Совет Безопасности, на первый взгляд менее значительный элемент по сравнению со всей конструкцией ООН… Я помню, когда на заре перестройки я начинал сотрудничать с одной организацией, мне предложили примерно такую схему: «Вот, – говорят, – вы такая большая организация, а мы такая маленькая, давайте мы у вас здесь будем присутствовать». Но ситуация на деле была прямо противоположной в сравнении с данной схемой. Так и тут. На самом деле Совет Безопасности – это более влиятельная организация, чем Организация Объединенных Наций, Совет Безопасности, в частности, обладает легитимной властью нарушать государственный суверенитет. И мы знаем случаи, когда Совет Безопасности принимал решение об использовании международных вооруженных сил, которые нарушали суверенитет государств. Ну и дальнейшая история МРО… «Большая шестерка», потом она стала «Большой семеркой», сейчас вроде бы «Большая восьмерка». Плюс появилась «Большая двадцатка». Итак: МРО (мировые регулирующие органы) – один из примеров мутации системы международных отношений.

Страны-системы. Страны-системы – не менее яркий пример происходящих изменений. Это Европейский союз – страна-система, объединяющая на сегодняшний день, кажется, 27 государств. Существует также Шенген, зона евро, НАТО. Причем Блок НАТО имеет несколько иной формат, поскольку в него входят государства, относящиеся к Европе или Европейскому Союзу. Скажем, Турция. И психологически не столь очевидный казус – Соединенные Штаты, Канада.

Другие страны-системы… Интересен пример Соединенных Штатов, поскольку Америка представляют, если так можно выразиться, глобальную страну-систему, поскольку их зона национальных интересов, т.е. реальные границы, которые отстаивают при помощи вооруженных сил, не совпадают с административно-территориальными рубежами страны. Но есть тут и другой смысл. Мы привыкли к выражению «Соединенные Штаты Америки». Но можно иначе перевести имя страны: «Объединенные государства Америки». Или «Федерация государств Америки» (вспомним о федеральном правительстве). Действительно, каждый штат (state)обладает законодательством, правоохранительными органами, кругом суверенных полномочий. И, помните, наверное, регулярно возникающую в фильмах ситуацию – отношение шерифов к «федералам», которые приезжают на территорию штата. Психологическая позиция примерно следующая: «я шериф, меня выбрал народ, я отвечаю за эту территорию, а ты пришлый, ты федерал, ты ничего здесь не знаешь, да и вообще чужак».

Китай, по сути дела, тоже, хотя и в более сложном смысле, представляет страну-систему. Мы как-то забываем, что в Китае живут десятки народов – уйгуры, тибетцы, монголы, маньчжуры… Это комплексное сообщество. Но помимо этого существует присоединенный в 97-м Гонконг – Сянган, существует присоединенный Аомынь – бывшая португальская колония Макао. Существует в странной связи – конфликтной, сложной – Тайвань…

Советский Союз также был своего рода страной-системой. В каком-то смысле у постсоветского пространства остались рудиментарные черты прежней исторической ситуации. Наиболее плодотворный, пожалуй, формат – Таможенный Союз. Но, в принципе, существуют также ОДКБ, ЕврАзЭС.

Субсидиарность. Это наиболее сложный подвид, не просто даже его обозначить одним ярлыком. Субсидиарность – делегирование полномочий сверху вниз: от федеральной власти к региональной, от региональной к муниципальной. По всей Европе разбросаны автономные образования, естественно заметно различающиеся между собой: Каталония, Шотландия, Уэльс, Северная Ирландия, Гренландия Северная Ирландия, Баскония (вспомним гасконца, а точнее басконца, т.е. баска д’Артаньяна).

Что еще? Те странные образования, которые не обладают суверенностью либо обладают очень ограниченной суверенностью. Скажем, Карабах не обладает признаками суверенности, не будучи признан ни одним государством, включая Армению. Список можно продолжать: Северный Кипр, Дарфур, квазигосударства на Африканском Роге и т.д. Южная Осетия признана, по-моему, тремя государствами, Абхазия – четырьмя, Косово – достаточно большим количеством, точно не скажу, но и большое количество – это несколько десятков. То есть далеко не всеми странами мира. И, наконец, образования, которые вообще не имеют внятных юридических очертаний, но, тем не менее, представляют фактически отдельные территории, которые обладают влиянием, скажем, зона племен в Пакистане. Границы зоны не имеют никакого юридического обоснования, но de facto они реальность. Можно назвать достаточно много подобных территорий.

Геоэкономика

Перейдем к следующей типологической линейке. Только что мы говорили о размывании понятия «государство». Сейчас мы будем обсуждать организацию мира, исходя из принципа деятельности и его типологии. То есть исходя из иного мировой картографии – политэкономического, «политэкономическое» я здесь употребляю в прямом значении, а не в том, которое оно исторически приобрело. Обычно же, для того чтобы предупредить путаницу, употребляется слово «геоэкономика», геоэкономическая организация мира.

В геоэкономической организации присутствуют шесть пространств. Я их сейчас нарисую. Два транснациональных и четыре вполне земные пространства.

Новый Север. Транснациональное пространство – это пространство штабной экономики. Штабная экономика – экономика, которая прежде всего занимается даже не финансовой деятельностью, а установлением правил игры. Если ее рассматривать несколько иначе, не вполне «политэкономически», можно сказать, что это транснациональное пространство элит. Пространство, окутывающее планету и, которое можно определить словом «Новый Cевер».

Северо-атлантический мир. Первый географический регион, «Север» или Северо-атлантический локус, доминантным видом деятельности которого является производство высоких технологий, а не продукции. Высокие технологии не только технические, высокие технологии как high-tech и как high-hume. Один вид производства, тем не менее, сохраняется, и в перспективе имеет шанс стать уникальным видом производства, закрытым от других регионов мира – это высокотехнологическое военное производство. Не только технология в данном случае, но и производство продукции. В других случаях производство продукции сбрасывается в сопряженные геоэкономические миры, на других агентов деятельности.

Большое тихоокеанское кольцо. И, конечно, прежде всего? в геоэкономический ареал, который можно условно обозначить как «Большое тихоокеанское кольцо». В более узком смысле – это Восточная Азия, но именно в более узком смысле, потому как Большое тихоокеанское кольцо, включает в себя и Южную Азию (скажем, такое могучее государство как Индия) и Латинскую Америку, разнообразных драконов и тигров.

Тут сделаю две оговорки...

СТЕНОГРАММА ПОЛНОСТЬЮ НА САЙТЕ ИНТЕЛРОС: http://www.intelros.ru/subject/ross_rasput/10927-slozhnyj-chelovek-v-slozhnom-mire.html