Обществознание. Глобальный мир в XXI веке

На Всероссийской конференции «Актуальные вопросы преподавания новейшей истории и обществознания» (Москва, 19-22 июня 2007 г.) прошла презентация книги для учителя «Обществознание. Глобальный мир в XXI веке».

Александр Неклесса. Отрывок из главы "Глобальная экономика" книги для учителя «Обществознание. Глобальный мир в XXI веке».               

1. Признаки новой экономической эпохи

В начале ХХ века индустриальная экономика пережила стремительный взлет, в результате научно-технической революции и новых форм организации труда. Это вызвало резкий рост производства товаров народного потребления и, соответственно, взрывное расширение их предложения на потребительском рынке. Конкуренция продавцов вела к снижению цен. Однако огромное количество «дешевых вещей», не могло быть куплено потребителями. Предложение намного превосходило спрос. И к тому же этот спрос неминуемо сокращался из-за того, что значительная часть рабочей силы из-за банкротства неконкурентоспособных предприятий просто оказалась на улице. С начала 20-х гг. XX в. армия безработных в странах Запада ежегодно увеличивалась на сотни тысяч человек. И, в 1929 г. разразился мировой экономический кризис, в результате которого разорились большинство предприятий Западной Европы и Северной Америки, их акционеры потеряли все свои накопления, а миллионы людей превратились в безработных без всяких средств к существованию. Американцы назвали эту самую тяжелую социальную катастрофу в своей истории «Великой депрессией» (1929-1933 гг.).

Стало очевидно, что сложившиеся ранее формы организации экономической и политической жизни нуждаются в серьезных изменениях, причем в глобальном масштабе. Прежнее разделение планеты на «империи» (британскую, французскую, португальскую, испанскую), огражденные таможенными барьерами, сдерживало развитие мировой торговли, предоставляя односторонние преимущества странам-метрополиям. Эта форма мироустройства - «зональная глобализация», должна была уступить место новым формам глобального управления.

В течение столетия возникают различные версии организации нового порядка на планете (коммунистический, корпоративный, национал-социалистический, социал-демократический, неолиберальный эксперименты). Влиятельные позиции занимает класс «элитариев» – преимущественно властных управленцев (новый класс); складывается слой платежеспособных потребителей многих непростых изделий и услуг (средний класс); утверждается новая среда (общество массового потребления), открывается возможность обновления путей накопления, удержания и повышения производительности капитала (глобальный рынок товаров, финансов, услуг). А доминантные в XIX в. формы общественного сознания (протестантская этика), сдерживавшие инстинкты избыточного спроса (искусственное потребление), уступают место гедонистически ориентированному мировоззрению, ставящему во главу угла комфорт и безопасность. Параллельно получает развитие, причем в широком диапазоне, индустрия деструкции материальных ценностей: от изощренных и агрессивных концепций моды (моральное устаревание) до высокотехнологичных войн.

На фоне энергично развивавшегося в течение столетия промышленного производства со временем заявила о себе также проблема физических и экологических ограничений, налагаемых природой на интенсивное потребление невозобновляемых ресурсов. Возникла даже теория «пределов роста», согласно которой отдельные страны и человечество в целом должны сознательно ограничить свои потребности с тем, чтобы сохранить саму возможность жизни на Земле. Эти опасения, однако, были в значительной мере преодолены за счет интенсивного развития нематериального производства, сферы услуг, становления постиндустриальной экономики.

Человечество с помощью экономики высокопрофессиональных услуг, цифровой экономики и экономики знаний сумело в определенной мере решить проблему «пределов роста» вставшую перед природозатратной экономикой в последней трети ХХ века. Уже инновационная экономика существенно раздвинула эти пределы. Экономика информационная их практически не имеет. В процессе ее развития потребление природных ресурсов не увеличивается, а снижается: происходит миниатюризация и оптимизация промышленных механизмов, ряд новых отраслей существуют только в виртуальном пространстве. К тому же творческий дар в отличие от сырьевых и биосферных ресурсов имеет возобновляемый и неисчерпаемый характер.

Сегодня в мире очерчивается контур планетарной системы, объединяющей национальные хозяйства на основе новой формулы разделения труда. Ее можно назвать геоэкономической. Мировая экономика долгое время являлась площадкой (объектом), на которой в качестве субъектов действовали национальные государства. Однако к концу ХХ века в результате формирования глобального рынка, краха альтернативной мировой хозяйственной системы (социалистической) складывается целостная система глобальной экономики, действующая на территориях национальных государств. В рамках данной системы постепенно складывается особая транснациональная «штабная экономика», основной сферой деятельности которой становится установление регламента и основных «правил игры» в сфере экономических операций. Что же в это время происходит с национальными экономиками? Они сопрягаются в подсистемы глобальной экономики, образуя геоэкономические регионы в зависимости от характера их основных ресурсов и главенствующего типа хозяйственной практики.

Штабная экономика шаг за шагом выстраивает сложноподчиненную конструкцию финансово-правового регулирования всех видов экономической практики на планете. Аграрные, индустриальные и постиндустриальные формы деятельности связываются в целостную конструкцию, объединяющую добычу природного сырья и промышленное производство, производство «сырья» интеллектуального и высоких технологий, торговлю и обмен всеми видами услуг.

В результате на планете образовалась взаимозависимая система геоэкономических пространств, соединенных нитями ресурсных потоков и геоэкономических рентных платежей. Ее можно уподобить планетарной экономической империи – наследнице прежних военно-экономических империй древности и колониальных империй эпохи Нового времени...

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Резюме – краткие выводы к главе

В ХХ веке индустриальная экономика пережила стремительный взлет, вызванный научно-технической революцией и новыми формами организации труда. Но обильное количество «дешевых вещей», не уравновешенное платежеспособным спросом, привело к кризису перепроизводства. В результате многие механизмы цивилизации претерпели серьезную трансформацию. Прежнее разделение планеты мировыми империями уступило место новому поколению технологий глобального управления, которые ведут к сращиванию хозяйственных и властных функций. Это явление обозначается с помощью понятий «геоэкономика» и «высокие геоэкономические технологии».

Мировая экономика в результате формирования глобального рынка, краха альтернативной мировой (социалистической) системы превращается в единую замкнутую систему, объединяющую аграрные, индустриальные и постиндустриальные формы деятельности: добычу природного сырья и промышленное производство, производство «сырья» интеллектуального и высоких технологий, прочие материальные и нематериальные виды производственной активности. Финансово-правовое регулирование оказывается основным атрибутом транснациональной «штабной экономики», а национальные хозяйства сопрягаются в геоэкономические регионы в зависимости от характера их основных ресурсов и доминирующего типа практики.

Россия – своеобразное геоэкономическое пространство. Ее экономика парадоксальным образом соединяет в себе структурные черты как сырьевого Юга, так и высокотехнологичного Севера. К началу XXI века страна оказалась на историческом распутье, возможно, как и вся человеческая цивилизация. В сложившихся обстоятельствах перед ней стоит задача выработать оптимальный формат существования в новом мире, что предполагает модификацию экономической стратегии на путях социально ориентированного рыночного хозяйства. Наряду с эффективным использованием энергетических ресурсов России важную роль может сыграть инновационный вектор развития, указывающий направление пути в технологическом сообществе высокоразвитых держав. Умелое прочтение геоэкономического контекста открывает дополнительные измерения у ряда наболевших проблем, предоставляя стратегическую альтернативу сложившейся архитектуре внешних связей.

Неклесса Александр Иванович – заместитель генерального директора Института экономических стратегий при ООН РАН, заведующий Лабораторией геоэкономических исследований ИАФРАН, председатель Комиссии по социокультурным проблемам глобализации, член бюро Научного Совета «История мировой культуры» при Президиуме РАН.

Уважаемый господин председатель, уважаемые коллеги,

я, пожалуй, начну выступление, использовав в качестве камертона только что прозвучавший вопрос. Действительно, почему в социальных науках происходят столь частые перемены? Замечу «в скобках», что и математика, раз уж ее помянули, не является методологически абсолютно устойчивой дисциплиной (сошлюсь на спор профессионалов по поводу легитимности одного из ее столпов – канторовской «актуальной бесконечности»). В чем тут дело?

В социальных и гуманитарных дисциплинах исследуется мир людей и система их взаимоотношений, социальный космос. В естественных же науках изучается «тварный» мир, природный космос (отсюда, кстати, двусмысленность математики, не имеющей объективного предметного поля, т.е. являющейся своего рода «языком», который может и отчуждаться от предметной сферы).

Между этими мирами – огромная разница.

Разница, в частности, в том, что в одном случае существует аксиоматика, имеются устойчивые константы. В другом – место аксиоматики занимает мировоззрение, а константы оказываются весьма подвижными. Различным образом в этих сферах происходит и суммирование обретаемых знаний, выявленных закономерностей, отрефлексированных категорий (отсюда проблема устаревания и недостоверности ранее обретенного социогуманитарного знания). Это, конечно, серьезная препона как для исследователей, так и в еще большей степени для преподавателей данных дисциплин, для вас…

К тому же методологическая сложность ситуации усугубляется сегодня переходным характером эпохи, которую мы переживаем.

Это действительно проблема, потому что учитель обществознания оказывается в ситуации ответственного выбора: что именно следует ему преподавать: отфильтрованное, устоявшееся, формализованное знание, но которое имеет, скажем так, уже не совсем прямое отношение к реальности или оперировать знанием, которое имеет прямое к ней отношение, но, во-первых, возникающая реальность еще не вполне опознана, поскольку динамична и многолика, а, во-вторых, само обретаемое знание (включая меняющийся взгляд на прошлое) – достаточно разноречиво. Проблема эта фундаментальна. Ее идеального решения нет. Она решается на основе консенсуса, прагматичного подхода, вырабатываемого в процессе практики.

И все то, что я только что сказал, имеет самое непосредственное отношение к глобальной экономике.

Обратите внимание, даже название темы существует на сегодняшний день в нескольких версиях: «мировая экономика», «глобальная экономика», «геоэкономика»… Дело в том, что соответствующая область практики, связанная с хозяйственной и финансовой деятельностью за последний век весьма заметно изменилась.

В чем была суть мировой экономики? На планете существовало сообщество субъектов – национальных государств, которые развивались, взаимодействовали между собой; данная совокупность процессов (специфический объект) определялась как мировая экономика. Лексический сдвиг, произошедший в 70-е годы, выразившийся в распространении термина «глобальная экономика», был отнюдь не случаен, отразив серьезные изменения в социальной реальности. «Мировой рынок» к этому времени начал проявлять качества целостности и определенной… субъектности, а национальные государства все чаще стали рассматриваться в этой системе как объекты.

Действительно, количество государств на протяжении столетия росло, приблизившись к двумстам (более того, постепенно возникает непростой вопрос, что собственно считать государством), и при этом существенно повышается роль внешних экономических связей. Во-вторых, государства оказываются сгруппированными в специализированные, «отраслевые» зоны глобального рынка. В-третьих, данные геоэкономические зоны оказываются составными частями («членами») целостной конструкции, своего рода «площадками», на которых действует некоторый генеральный субъект (забегая вперед, обозначу его как «штабная экономика»).

Наконец, актуализируется такая категория, как геоэкономика, понимаемая, в частности, как попытка осмыслить феномен слияния политики и экономики в сфере мировых связей.

Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что политика все чаще проявляет себя как определенная форма экономической деятельности, а экономика начинает демонстрировать качества, характерные для деятельности политической. Но не только. На планете формируется особая система стратегических взаимодействий, начала глобального управления, основанного на упомянутой выше пространственной локализации (географической и трансгеографической) различных видов экономической практики, новой типологии «мирового разделения труда», т.е., фактически, возникает контур иного мироустройства.

Как развивался данный процесс? Какие существенные его элементы и этапы можно выделить? Поскольку, преподавая, педагог отвечает не только на вопрос «что», но и на вопрос «как».

Кого, собственно говоря, мы готовим? С одной стороны, социально адаптированных и образованных (знающих) людей, которые владеют историей вопроса, понимают смысл определенных умозаключений, разбираются в терминологии, в конце концов, «знают фамилии и названия трудов». Но одновременно мы воспитываем людей деятельных, людей, которым предстоит действовать в мире, причем не в мире прошлого, а в том мире, который существует здесь и сейчас, и, может быть, в каком-то смысле, мы  готовим людей для мира будущего. Молодые люди, вступая в этот динамичный мир, должны быть не только образованы, но, как бы точнее сказать,… еще и компетентны.

Мир и Россия стремительно развиваются, меняются. И поколение людей, которых мы сегодня готовим к деятельной жизни, будет жить и действовать не в тех условиях, которые существовали вчера (и даже не в тех, которые существуют сегодня), а в заметно изменившихся. Они должны быть способны постигать логику перемен. Это опять-таки непростая проблема, но таково объективное состояние дел. От эффективности решения подобной непростой задач зависит и будущее положение России в меняющемся мире, в разворачивающейся «битве за будущее». Мы можем либо закрывать на данную ситуацию глаза, либо находить возможности как-то ее учитывать.

Вернемся, однако, к «генетике» современного состояния мира. Как все-таки происходили изменения, перевернувшие и потрясшие мир? Если бы меня попросили охарактеризовать ХХ век каким-то одним словом, то я бы, наверное, назвал его веком транзита. На протяжении столетия перемалывались многие институты и правила поведения, характерные для эпохи Модернити – этого «мира современности». (На русском языке, правда, возникает некоторая двусмыслица; под «современностью» я здесь имею в виду «мир модерна», лексически чаще знакомый по его производной – модернизации.)

Как все это происходило? ХХ век – век революций: социальных (например, «революции масс») и политических (эксперименты с различными формами правления), культурных и идеологических (несть числа). В определенном смысле глобализация совершилась еще где-то на пороге прошлого столетия, хотя имела она несколько иную форму: «зональную», «имперскую». Мир, однако, был полностью освоен и поделен. На карте Африки, к примеру, хорошо видны прямые линии прочерченных тогда империями границ, которые разделили планету в соответствии с принципом «эффективного управления». Затем империи распались, а образовавшиеся в процессе раздела, передела и деколонизации государства обрели суверенитет…

Но наряду с революциями социальными и политическими в прошлом веке имел место также колоссальный экономический переворот. Век начинался с грандиозной научно-технической революции: можно зачитать впечатляющий список фундаментальных открытий и изобретений, перевернувших жизнь человека: электричество, двигатель внутреннего сгорания, нефтехимия, новые материалы, средства коммуникации и связи, продукция массовой культуры, индустрия развлечений. Эти обширные предметные поля были объединены с новыми формами организации труда, такими, как конвейерное производство. И в результате мир экономики «перевернулся».

В каком смысле? Произошел взрывной рост производства, экспансия номенклатуры вещей и услуг и, соответственно, расширение предложения. В итоге товаров стало «слишком много»…

Потребитель перестал гоняться за производителем, напротив, производитель начал гоняться за потребителем. Конкуренция продавцов вела к снижению цен. Однако огромное количество «дешевых вещей», не могло быть куплено потребителями. Предложение намного превосходило спрос. Парадокс же заключался в том, что многочисленные и дешевые товары оказались временно недоступными, ибо востребован был не просто потребитель, но потребитель платежеспособный. Спрос между тем сокращался, поскольку значительная часть рабочей силы из-за банкротства избыточных и неконкурентоспособных предприятий оказалась на улице. То есть само количество рабочих оказалось избыточным… Мы знаем, к примеру, такой феномен, как Великая депрессия в Соединенных Штатах.

Стало очевидно, что сложившиеся ранее формы организации экономической и политической жизни нуждаются в серьезных изменениях, причем в глобальном масштабе. В мире надо было срочно восстанавливать социальную устойчивость. Прежнее же разделение планеты на «империи» (британскую, французскую, португальскую, испанскую), огражденные таможенными барьерами, сдерживало развитие мировой торговли, предоставляя односторонние преимущества странам-метрополиям. Так что данная форма мироустройства должна была уступить место иным формулам управления.

• В течение столетия возникают различные версии организации нового порядка на планете: коммунистический, корпоративный, национал-социалистический, социал-демократический, национально-освободительный (тьермондистский), неолиберальный эксперименты; открывается возможность существенного обновления путей накопления, удержания и повышения производительности капитала(глобальный рынок товаров, финансов, услуг).
• Складывается слой платежеспособных потребителей многих, в том числе и непростых изделий и услуг (средний класс); влиятельные позиции занимает со временем класс «элитариев» – преимущественно властных управленцев (новый класс).
• Утверждается новая среда (общество массового потребления), а доминантные в прошлом формы общественного сознания (протестантская этика), сдерживавшие инстинкты избыточного спроса (искусственное потребление), уступают место гедонистически ориентированному мировоззрению, ставящему во главу угла комфорт, роскошь и безопасность.
• Параллельно получает развитие, причем в широком диапазоне, индустрия деструкции материальных ценностей: от изощренных и агрессивных концепций моды (моральное устаревание) до высокотехнологичных войн.

В первой половине ХХ века и где-то приблизительно до 70-х годов в мире, как в сфере политики, так и экономики, муссируются и доминируют идеи той или иной формулы социализации. В упомянутых ранее Соединенных Штатах это Новый Курс – New Deal («новая сдача карт») президента Франклина Рузвельта, чья популярность в определенной мере связана с тем, что он начал создавать того самого «платежеспособного потребителя», который мог бы освоить новое богатство, обрушившееся на мир. А в области экономической теории (в рыночной экономике) это была теория регулируемой экономики –  кейнсианство (по фамилии знаменитого экономиста Джона Кейнса), ориентированное именно на создание эффективного, платежеспособного потребителя.

В предвоенное время было проведено несколько экспериментов по приведению социальной реальности в соответствие с экономической, реализовано несколько моделей политической и социальной перестройки. «Новый курс» – одна из таких попыток, строительство социализма в Советском Союзе – иная, в Европе имели место и другие версии – например, национально-корпоративистская модель.

Возникает и такое явление, как упомянутая ранее «деструктивная экономика». В своей «жесткой» ипостаси это явные формы деструкции, то есть войны, причем высокотехнологичные войны, разрушающие материальные ресурсы и освобождающие пространство для послевоенной реконструкции, для той самой промышленной мускулатуры, которая не находит применения «в мире». Но, пожалуй, еще большее распространение получает другая, «мягкая» форма деструктивной экономики, определяемая как мода. Что несет в себе это явление? В бытовом залоге – материально не устаревшая вещь стремительно устаревает морально и потому выбрасывается. Следствием чего является распространение искусственного, престижного, избыточного потребления, сверхпотребления. Но тут проявляются мировоззренческие барьеры, которые разрушались, в частности, в ходе контркультурной революции…

Менялся также мир, в котором потребители были рассечены границами имперской «зональной глобализации» в неравных долях относительно экономической мощи государств, что превращало идеологию фритредерства в насущную политическую проблему.

Поляков Л.В.: Свобода торговли?

Неклесса А.И.: Да, фритредерство – это лозунг «свободной торговли», т.е. запрета протекционизма, снятия тарифных барьеров. В ХХ веке данная политика реализовывалась различным образом: не только посредством деколонизации, но и путем длительного переговорного процесса между государствами-членами ООН в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговли (ГАТТ), продолжавшегося вплоть до начала 90-х годов, когда в 1994-1995 годах была образована Всемирная торговая организация.

Поляков Л.В.: Знаменитые три буквы – ВТО.

Неклесса А.И.: Которые когда-то чаще опознавались как «Всероссийское театральное общество»…

Что собственно происходит на рубеже 60-70-х годов? Это был момент исторического поворота, своеобразный перекресток истории, на котором сходились различные вектора. Где-то на этом рубеже происходит сдвиг, который определяет сегодняшнюю реальность.

Наиболее яркой чертой тех лет была мировоззренческая, контркультурная революция, наряду с другими свершениями, сломавшая протестантскую мировоззренческую доминанту и открывшая шлюзы иного отношения к миру и потреблению. Но в те же годы, менее ярким и очевидным образом, порою подспудно, разворачивались другие важные процессы, к примеру, возникли сложности с накопление капитала и его производительностью, прежде всего в традиционных отраслях.

Кроме того, на фоне энергично развивавшегося в течение столетия промышленного производства заявила о себе проблема физических и экологических ограничений, налагаемых природой на интенсивное развитие промышленности и потребление невозобновляемых ресурсов. Появилась теория пределов роста, согласно которой отдельные страны и человечество в целом должны сознательно ограничить потребности с тем, чтобы сохранить саму возможность жизни на Земле. Эти опасения, однако, были в значительной мере преодолены за счет интенсивного развития нематериального производства, сферы услуг, становления высокотехнологичной и постиндустриальной экономики.

Человечество с помощью высоких технологий, экономики высокопрофессиональных услуг, цифровой экономики и экономики знаний сумело в определенной мере решить проблему «пределов роста» вставшую перед природозатратной экономикой в последней трети ХХ века. Уже инновационная экономика существенно раздвинула эти пределы. Экономика информационная их практически не имеет. В процессе ее развития потребление природных ресурсов сдерживается и даже в некоторых случаях снижается: происходит миниатюризация и оптимизация промышленных механизмов, ряд новых отраслей существуют только в виртуальном пространстве. К тому же творческий дар в отличие от сырьевых и биосферных ресурсов имеет возобновляемый и неисчерпаемый характер.

Вместе с тем ареал индустриализма продолжает расширяться, количество вещей, выбрасываемых на рынок, увеличиваться, а число людей на планете по-прежнему растет. В те же годы мы наблюдаем процесс, о котором не просто вести речь, поскольку он идет вразрез с распространенным стереотипом перманентного научно-технического прогресса – я имею в виду изменение формулы и понижение градуса инновационной активности.

Инновационный взрыв, о котором ранее шла речь, радикальные открытия и изобретения, имели следствием высокую производительность капитала, осваивавшего новые области, создавая прибыль, сверхприбыль. Со временем эта сверхприбыль перепадает и другим экономическим агентам, то есть таким образом работает шумпетерианский локомотив. (Еще один известный экономист – Йозеф Шумпетер, который специально исследовал данную проблему). И когда на пороге 70-х годов капитал оказывается в сложном положении, утрачивая былую производительность, особенно в традиционных отраслях, ему потребовалось найти очередной «локомотив», новую эффективную комбинацию, способную производить высокую прибыль, причем не обязательно научно-технического, инженерного толка. Ибо, в принципе, всякая инновация, не только в форме прорывного изобретения, но в виде любых оригинальных производственных комбинаций: нового продукта, новой технологии, нового рынка, реализуется вначале, фактически, монопольным образом, принося господствующей структуре соответствующую прибыль.

Решение было найдено на путях глобализации рынка, развития его финансового сегмента, экспансии неолиберальной модели экономической и социальной деятельности, использования высоких геоэкономических технологий, перераспределения мирового дохода и ресурсов, обустраивания системы геоэкономических рентных платежей, географической диверсификации производства (и, таким образом, обратного «экспорта сверхэксплуатации» из развивающихся стран в развитые)…

Так возникает, специализированная, по сути, иерархичная ипостась геоэкономики как новой логики мироустройства и системы организации мира. Я надеюсь, вы уже прочли или успели хотя бы наискосок просмотреть «Книгу для учителя» – там модель соответствующего мироустройства описывается более-менее подробно.

К концу ХХ века в ходе экономической интеграции, особенно после краха альтернативной хозяйственной структуры (социалистической), в недрах мировой экономики складывается целостная система глобального рынка. Что в это время происходит с национальными экономиками? Они сопрягаются в подсистемы глобальной экономики, образуя геоэкономические регионы с той или иной доминантной спецификой в зависимости от характера основных ресурсов и главенствующего типа хозяйственной практики.

Геоэкономическое конструирование своеобразно влияет на экономическую практику: не только с позиций собственно производства, но также за счет извлечения специфической «геоэкономической ренты», выстраивая с этой целью в рамках рыночной экономики глобальную геоэкономическую конструкцию (геокон), где доходы различных производственных зон перераспределяются определенным образом. (Примером чему отчасти могут послужить знаменитые «ножницы цен»: когда цены на промышленные товары растут быстрее, чем на сырье.)

Геоэкономическая система отношений уверенно развивалась в последние десятилетия и приобрела к настоящему моменту вполне определенный вид. В результате с большими или меньшими оговорками можно выделить шесть пространств этой конструкции, где каждый последующий этаж получает доход не только за счет своей деятельности, но также за счет того, что изымает какую-то часть из доходов нижерасположенной зоны.

Верхним этажом системы является та самая транснациональная«штабная экономика», которую я упомянул в начале выступления, и основной сферой деятельности которой является производство основных «правил игры» в сфере экономических операций. Шаг за шагом она выстраивает сложноподчиненную конструкцию финансово-правового регулирования всех видов экономической практики на планете. Аграрные, индустриальные и постиндустриальные формы деятельности связываются ею в целостную структуру, объединяющую добычу природного сырья и промышленное производство, производство «сырья» интеллектуального и высоких технологий, торговлю и обмен всеми видами услуг…

Как вы знаете у ВТО также есть регламент и весьма непростой. С одной стороны это система свободной торговли, но когда присмотришься, то, знаете ли, музыкант сказал бы «очень хорошо темперированная» или «хорошо аранжированная» свободная торговля. Она свободная, но вступающему в эту систему государству нужно провести со всеми участниками переговоры по мелким, средним и крупным вопросам и урегулировать их. Каждый следующий, кто вступает в эту организационную «пирамиду», оказывается все в более затруднительном положении, хотя бы потому, что количество тех, с кем нужно вести переговоры и достигать соглашения, увеличивается. Это яркий, но мелкий пример. Существуют другие эффективные регламенты: в книге приводятся примеры высоких геоэкономические технологий, таких, как «новые деньги», «глобальный долг», «структурная перестройка», «финансовая стабилизация», «управление рисками»…

Возникает, однако, вопрос о возможности усвоения данного материала, учитывая образовательный и интеллектуальный уровень ученика. И это тоже серьезная проблема. И она также не имеет идеального решения. Все решается на путях здравого смысла и разумного компромисса. Тем не менее, мы должны иметь сверхзадачу. Возможно, хороший учитель должен выделять светлые головы, вести преподавание как бы в нескольких регистрах одновременно, т.е. не только создавать образованного человека, обладающего соответствующей суммой знаний и пассивно адаптированного к современному миру, но обнаруживать активную личность, способную услышать и воспринять большее. Еще одна специфическая проблема: трансляция определенной суммы знаний и одновременно представления о том, что в области обществознания не существует полного свода сведений о реальности, оставляя, таким образом,  для ученика возможность употреблять усилия для ее более совершенного постижения.

В современном мире и особенно в условиях изменчивой российской действительности, где перманентно производится новизна и востребованы люди, которые могут действовать в быстро меняющихся условиях, подобная сверхзадача (потенциального head-hunting’а), наверное, должна присутствовать, «пульсировать» у хорошего учителя. Но возвращаюсь к теме.

Следующий геоэкономический ареал – североатлантический, сконцентрированный на производстве технологий, а также услуг. Знаете, такое высокотехнологичное Версаче, которое производит, однако, далеко не только лекала для одежды или обуви, но технологии во всем их диапазоне, инженерном и социогуманитарном, удерживая военные (а также производство всего спектра средств господства и уникальных изделий).

А остальные по мере устаревания сбрасывает в окружающий мир, прежде всего в следующий геоэкономический ареал: Новый Восток или Большое тихоокеанское кольцо – зону массового промышленного производства. Причем массовое производство, не нужно воспринимать таким образом, будто в этом регионе производится низкотехнологичные товары – нет, весь спектр изделий, т.е. массовое производство и высокотехнологичных изделий, и даже тех же вооружений (но все же с нарастающими ограничениями в данной области).

Поляков Л.В.: У вас на схемах это схема №2 и схема №3, страницы 152 и 153.

Неклесса А.И.: Еще одну геоэкономическую область достаточно легко обозначить – это традиционный Юг, производитель разнообразных видов сырья, не буду на нем останавливаться. Но зато гораздо сложнее определить характер северо-евразийской геоэкономической зоны. Вообще-то говоря, удивительно, что вполне определенные географические ареалы являются зонами доминирования того или иного типа экономической деятельности. В данном случае, однако, ситуация гораздо менее определенная.

Если исходить из логики геокона, можно выстроить модель, где производство природного сырья будет увязано с производством промышленных изделий, а производство технологий сопряжено с «экономикой идей». Креативная инноватика – это ведь тоже своего рода «сырье». И когда мы ретроспективно обозреваем распространение инноватики в мире, мы, кажется, подмечаем в определенные периоды особую роль России. Даже в однобоком мобилизационном взлете Советского Союза мы ощущаем этот нерв, когда полуфеодальная страна в какой-то момент обгоняет в атомно-космической гонке всех и вся...

Последний, трансграничный геоэкономический регион более чем специфичен. Это то, что некоторое время назад можно было бы упрошено определить как «криминальная экономика» мировой экономический андеграунд, своеобразная «изнанка» остальных пространств; «регион», который, однако же, в настоящее время оперирует даже не сотнями миллиардов, а триллионами долларов.

Суммируя вышесказанное, можно утверждать, что мировая экономика пережила на протяжении ХХ века серьезную трансформацию и продолжает изменяться буквально на наших глазах. Подобную тематику, естественно, совсем не просто преподавать, тем более в школе, она является вызовом нашему интеллекту, нашим способностям и как преподавателей и как исследователей.

Благодарю за внимание.

Поляков Л.В.: Я понимаю, коллеги, что в силу специфичности самого предмета и понятного разрыва между нами и специалистами в этой области, обсуждать тему достаточно сложно. Тем не менее, хотелось бы услышать от вас предложения, мнения, сомнения по поводу того, как вы видите процесс приспособления такого актуального, нового и сложного материала к уровню одиннадцатиклассников. Начиная с первого: вообще это им по зубам? Потянут ли одиннадцатиклассники хотя бы в каком-нибудь виде?

Насонова И.П. (Университет им. Герцена, преподаватель): Я занимаюсь проблемами методики преподавания обществознания, в частности, экономики. Меня интересует один вопрос. То, что глобальные проблемы, конечно же, преподавать надо и то, что мы их преподаем и студентам, и школьникам – это не обсуждается. Я думаю, мои коллеги подтвердят, что проблемы глобалистики в экономике мы даем, мы их не чураемся.

Поляков Л.В.: Ирина Петровна, только о школьниках, пожалуйста.

Насонова И.П.: Я о школьниках, я методист по школе, говорю именно о школьниках.

Для того чтобы преподавать эти вопросы нужна серьезная проработка понятийного аппарата на предыдущих этапах ДО одиннадцатого класса. Потому что ребята должны знать основные, базовые понятия по экономике. Они должны знать, что такое бюджет, они должны знать, что такое деньги, они должны все это понимать. И вот когда этот понятийный аппарат в девятом ли, в десятом ли классе будет проработан, тогда, конечно, мы можем работать и с проблемами глобалистики, которые столь понятны. То, что Вы говорите, мы все это знаем, и все это понятно. Мне Ваше выступление очень понравилось. Оно по теме в отличие от многих других. Что было заявлено, то и изложено, за это Вам большое спасибо.

Второе. Самое сложное в этом во всем не то, что Вы говорили столь пространно, а место России. Это является самой проработанной частью этого пособия для учителей.

Поляков Л.В.: Ирина Петровна, а Вы прочитали именно это пособие?

Насонова И.П.: Я прочитала, потому что я тоже занимаюсь проблемами экономики, мне кажется, что это самое сложное.

Поляков Л.В.: Спасибо. Два очень ценных замечания: терминологическая база для возможности освоения материала и особая роль России в системе геоэкономической конструкции.

Я думаю, что Александр Иванович не сейчас будет отвечать, а просто в процессе работы над учебником мы это учтем. Экономическую теорию мы хотим включить в уровень десятого класса. Мы не хотим выпускать школьников из десятого сразу в одиннадцатый на нуле.

Неклесса А.И.: Все-таки отмечу, что, действительно, имеет смысл определить некоторую компромиссную формулу и кроме глобальной экономики, геоэкономики ввести на соответствующей фазе в курс обществознания сведения по экономике «как таковой». Что же касается российской экономики, то сегодня наиболее яркой чертой является ее транзитный характер.

Поляков Л.В.: Транзитный характер это в смысле переходный от чего-то к чему-то?

Неклесса А.И.: Да, совершенно верно. Причем мы проходим сразу несколько транзитов. Транзит от модели, которую называем социалистической. Транзит от экономики 90-х годов, которую можно определить как «трофейную». Наконец, нынешние дискуссии о характере дальнейшего пути, могут быть также чреваты очередным переходом…

В книге, касаясь этой проблемы, я указываю на весьма специфичное сочетание характеристик России как страны, принадлежащей одновременно двум разным мирам. То есть с одной стороны ряд черт сближает ее со странами Третьего мира – в тексте список приведен – но это также страна современной индустриальной культуры, постиндустриальной в определенной мере. Страна, в которой есть профессиональные, высококвалифицированные кадры, развитая система образования, наука, неконтролируемые извне инновации. Но Россия-РФ – это одновременно государство, находящееся в становлении, с изменившимися ценностными ориентирами, геостратегическим мирополаганием, геополитическим контуром и геоэкономической картографией.

Поляков Л.В.: Я зачитаю записку, а потом продолжим вопросы: «Александр Иванович, на Ваш взгляд разрешимы ли различия в экономике: борьба за природные ресурсы, национальные интересы и тенденции к интеграции процессами глобализации?»

Неклесса А.И: В мире происходит перманентная борьба за будущее; имеется несколько конкурирующих миростроительных проектов. Ситуация на планете не слишком простая, и борьба за будущее это одновременно борьба за ресурсы. К тому же, как уже прозвучало в предыдущих выступлениях, само понятие стратегических ресурсов меняется. Действительно, чистая вода, к примеру, становится важнейшим ресурсом, и, скажем, российский Байкал приобретает особое значение.

Можно ли разрешить возникающие противоречия? Знаете, когда занимаешься практическими вопросами теоретически, то подчас находишь, наряду с конструктивными решениями, если так можно выразиться, оригинальные «математические модели», т.е. абстрактные решения проблем. Но в человеческом сообществе решение проблемы поверяется отнюдь не гармонией. Оно отражает совокупную, непростую природу человека, его глубинные мотивации. Это как упомянутая ранее ситуация с материальным изобилием и избыточным количеством вещей. При определенной гармоничной формуле подобное изобилие могло бы заполнить бездну нищеты, существующую в мире. Но решение было найдено, как мы видим, на совершенно других путях: на путях избыточного, престижного потребления, то есть усиления неравенства, а не компенсации его.

Иначе говоря, решение и перечисленных Вами, и других возникающих проблем будет, скорее всего, происходить по праву сильного.

Поляков Л.В.: Это парадокс, на который обращают внимание. Помните, вчера Никита Борисович говорил, что мы принадлежим «золотому миллиарду»? А вот парадоксальное, эгоистичное решение глобального неравенства – не выравнивать, а создавать анклавы сверхбогатых людей, которые затем в порядке то ли благотворительности, то ли распределения в рамках логики геокона будут снабжать «дотационные» регионы. Парадоксальное решение. Не все равны, не все одинаково строят заводы, а вот так: часть жирует и делится своим жиром со всеми остальными…

Все-таки, как Вы считаете то, что представлено в книге для вас, переложимо на язык школы, в смысле ученика?

Вопрос из зала: Я взяла слово, прежде всего, по тому, что я учитель с тридцатилетним стажем в школе.

Первое, что я хотела бы сказать, спасибо авторам этого пособия, потому что очень давно уже учителя ждали современного научного пособия. Я не хочу обидеть Боголюбова, но его пособие, конечно, уже устарело.

Второе. Очень важно определить сейчас нам временные рамки, когда мы должны начать преподавать в школе обществознание. Здесь называли десятый класс. Поверьте, это очень поздно. Шестой класс, мне кажется, самое оптимальное, с шестого класса, понимаете. Причем должна сохраняться преемственность преподавания, поскольку все течет, все изменяется. Когда ребенок дойдет до десятого класса, представляете, уже может быть будет нужно и новое пособие. У ребенка будет сформирован интерес к этому предмету.

Я углубленно занимаюсь с детьми предметом обществознания и хочу сказать, что у детей сейчас очень возрос интерес к предмету. Во многие вузы введены экзамены по обществознанию на самые престижные профессии. Дети потянулись к предмету, поэтому его нужно изучать уже с шестого класса.

Поляков Л.В.: Скажите, исходя из Вашего опыта: вот первого сентября 2008 года мы запускаем учебник. Реально в октябре, ноябре одиннадцатиклассник читает то, что изложено здесь, его уровень позволит ему понять, о чем речь?

Ответ учителя: Очень многое зависит от того, во-первых, кто преподает этот курс. То есть если учитель занимается серьезно самообразованием…

Поляков Л.В.: А что нужно делать учителю дополнительно в отношении этого материала?

Ответ учителя: В отношении этого материала, хочу сказать, что я прошла курс обществознания с восьмого класса, когда включили девятый класс, я всегда, начиная с восьмого класса, материал усложняю, то есть даю материала больше. Я готовлю детей на более серьезное восприятие в одиннадцатом классе, то есть нужно преподавать с опережением.

Неклесса А.И.: Позвольте реплику. Ваше выступление навело меня на мысль, которая может оказаться плодотворной.

Когда речь шла о младших возрастах, я подумал, что некоторые проблемы, причем достаточно сложные, можно обыграть, использовав как раз сложность как ресурс, то есть именно обременение может обернуться определенным достоянием. Что я имею в виду? Возможность интерпретировать (и преподавать) сложные проблемы в формате детективного расследования, или даже «квеста», т.е. как своего рода игру. Знаете, Шерлока Холмса ведь интересно читать, хотя вначале совершенно неясно, как все обстоит на самом деле, а затем за счет последовательного усвоения каких-то деталей вытягивается целое. Так и современные, весьма непростые социальные процессы можно разбирать, углубляясь в их хитросплетения, держа в напряжении внимание, именно за счет сложности.

Я говорю об этом, опираясь некоторым образом на собственный опыт. Детское любопытство, если, конечно, оно не угасло, заинтересовано разобраться «как это устроено»: чувство, возникающее, к примеру, у детей, когда они берут в руки механическую игрушку. Может быть, действительно, даже особые игрушки имеет смысл изготавливать. Тот же геокон может быть представлен как вполне конкретный предмет. Даже изобретать его не нужно, в Китае он давно уже изготавливается – несколько столетий или тысячелетий.

Поляков Л.В.: К каждому учебнику будет диск. Мы попросим наших методистов, что бы этот геокон был в трехмерном варианте, крутился, вертелся, чтобы в него можно было залезать, конструировать – в общем, игра.